Был ли Михаил Булгаков антисемитом — вопрос дурацкий. «Антисемит» — довольно неопределённое понятие. Можно уверенно утверждать только, что евреев он ЗАМЕЧАЛ. Если человек не говорит о евреях плохого, а только думает, то он лицемер или боится. А если человек говорит о евреях лишь хорошее, то он большой дурак или помешался на «еврейском вопросе», потому что не может быть народа без недостатков.
В некотором смысле антисемитами являются ВСЕ сколько-нибудь думающие люди, которым довелось неоднократно сталкиваться с евреями. В том числе и сами евреи. И причина этого не в еврейской специфике, а в том, что люди зачастую вольно или невольно мешают друг другу, но объясняют это не тем, что так уж они устроены, а всякой правдоподобной чепухой.
Если применять слово «антисемит» только для обозначения тех, у кого на евреях свет клином сошёлся, то ТАКИМ антисемитом Булгаков не был: может, был для этого слишком умный, а может, попросту не сложилось. И кстати, главная «Маргарита» в жизни Булгакова, его третья и, наверное, самая удачная супруга Елена Сергеевна, была еврейкой.
Полное (ну, приближающееся к полному) собрание сочинений Булгакова в перестроечные и первые постперестроечные годы не издавалось, из чего можно заключить, что у него много вполне советских текстов — помимо «Дней Турбиных», пьесы «Батум» о молодом Сталине и либретто к опере «Чёрное море» о штурме Перекопа доблестной Красной Армией.
Михаил Булгаков был человеком негероического склада. Особо плохого в этом нет, но всё-таки это не положительный штрих в портрете. Булгаков — пассивный приспособленец, психически не очень сильный человек, основная энергия которого уходила в творчество, так что на личное обустройство почти уже ничего не оставалось. Он — эстет, существовавший в состоянии хронического дискомфорта. В душевном отношении он был слишком слабым для своего времени и выжил чудом. Его мистицизм — это бегство от реалий, которые требовали от него чрезмерного напряжения. Ему очень повезло: сходился с женщинами, которые потом много лет вытирали ему фигуральные сопли и рассказывали, какой он замечательный, из-за чего ему удалось в советских условиях протянуть до 49 лет, несмотря на не очень большую для такого качественного писателя востребованность и остро стоявший «квартирный вопрос».
Недовостребованный сильнотворческий индивид обычно проводит жизнь на границе отчаяния, а то и сумасшествия. Талантливый человек — это в определённом смысле психический калека, поскольку переразвитие некоторых компонентов психики обычно идёт за счёт недоразвития некоторых других компонентов. Он уязвимее, он хуже социализируется, он существует в дискомфортных условиях, потому что окружающие не вполне понимают его и частью завидуют ему (из-за его творческих достижений), а частью его презирают (за неадаптированность). Ему трудно находить себе компанию, потому что людям с ним скучно, а ему — с ними.
Советская власть разрывалась между двумя крайностями: с одной стороны, ей хотелось — с не остывшим ещё революционным пылом — передушить всяких неудобных интеллигентов, вроде режиссёра К. С. Станиславского, с другой, надо было проявлять или хотя бы изображать пролетарский гуманизм и стремление развивать «советскую культуру». В образовавшейся таким образом щели и перекантовывался много лет Михаил Булгаков.
Творчество Михаила Булгакова — это феномен в рамках СОВЕТСКОЙ литературы, а не какой-то другой. Его произведения довольно советские не только по тематике и не только потому, что в них нет явной антисоветскости, но ещё и по здоровой в целом направленности. У Булгакова нет попыток проехаться на мелком в человеках, нет зауми и всякой прочей ерунды, которая характерна для литературы «свободного мира». Булгаков писал так, чтобы иметь шанс опубликоваться в СССР, и советские требования к литературе сказались на нём положительно. Не будь советской цензуры, он, может быть, побирался бы «мелкотемьем» и пошлятиной, как, например, Владимир Набоков. Неприятие Булгаковым «советских реалий» — это больше неприятие чувствительным человеком реалий общества в принципе, а не отторжение именно советского общества.
А ещё можно сопоставить Михаила Булгакова (1891–1940) и Ивана Бунина (1870–1953). Бунин полжизни стриг купоны со своей известности, а Булгаков полжизни соображал, как раздобыть денег на протяг. Бунин в одном только Константинополе побывал 13 раз, а Булгаков вообще не был за границей ни разу. И Булгаков-то хоть чуть-чуть да повоевал в качестве военного врача, а Бунин только «Окаянные дни» настрочил. За всё хорошее в итоге выпала Бунину «нобелевка», а Булгакову — в основном «коммуналка» и больные почки. Зато Булгаков разнообразнее, ярче, здоровее и душевнее: не зря он мучился под «советами». И Булгакова ныне читают — и немало — а кто читает Бунина? Ну, может быть, пожилые антисоветчики его «Окаянные дни» перечитывают.