Михаил Булгаков. Морфий. Женщины. Любовь

– Жаль, что ты не стала актрисой, – говорит Михаил Тасе, – в тебе сидит робость гимназистки, тебе не хватает раскованности… Выходные роли – это привыкание к сцене. А по уму, по способностям, по эмоциональности ты вполне могла бы осилить эту интересную профессию, но, увы, не сейчас, когда известные артисты голодают. А годы летят… И вообще иногда трудно разобраться в себе, в своих привязанностях… – вздыхает Миша.

– Ты выбрал литературу и станешь отличным писателем, я уверена в этом, – говорит Тася.

Миша краснеет, но соглашается с нею.

– Слезкин обо мне сказал, что я пишу на скверной бумаге, скверным пером. Но он чувствует, что я набираю творческую силу. Если бы он не взял меня на работу в Подотдел искусств… Не знаю, что было бы со мною.

– Ты все равно стал бы писателем. Это – твое призвание, твоя судьба.

– Возможно, – смущается Михаил, – а то бывает, что человек целых двадцать лет читает римское право, а на двадцать первом оказывается, что римское право ни при чем, он даже не понимает его и не любит, а на самом деле он тонкий садовод и горит любовью к цветам. Происходит это, надо полагать, от несовершенства жизни, когда люди сплошь и рядом занимаются не тем, чем хотят и к чему у них призвание.

– У меня теперь таких мук нет, – бодро вымолвила Тася, – я раз и навсегда выбрала себе профессию. Хотела учить детей, но теперь мне это никто не доверит. Я буду, Миша, твоим ангелом, да, твоим ангелом. Что удивляешься? Разве не понятно? У каждого человека должен быть свой ангел, особенно у такого достойного, как ты, Миша. Ты уже намучился в жизни, а сколько испытаний ждет тебя впереди? Я буду охранять тебя, твой покой. В этом будет моя профессия, мой долг перед тобою и людьми.

– Но ты моя жена, Тася.

– И по совместительству ангел, как сейчас стали говорить, стану твоим ангелом, но не небесным, не буду витать в облаках, а земным, твоим добрым и светлым ангелом, буду до тех пор, пока не наскучу тебе, не надоем.

– О чем ты говоришь, Тася? – удивился Михаил. – Мы ссорились, когда я был болен, но сейчас это в прошлом!

– Нет, – покачала головой Тася, – мы давно могли разойтись, я ревнивый ангел, но не показывала ревности, чтобы не нарушать твою жизнь. Я очень полезный ангел – бегаю на базар, стираю белье, готовлю еду, даже колю дрова и ничего не требую взамен. Мне на самом деле нужна в жизни самая малость из мирских благ, а всю свою душу я отдаю тебе, в этом мое предназначение и радость. Не знаю только, долго ли продлится мое счастье.

– Что нам может помешать, Тася?

– Точнее – кто, – улыбнулась Тася. – Ангелы со своей постоянной заботой о человеке порою надоедают ему своим однообразием, верной службой, и у человека возникает желание самому за кем-то поухаживать, сменить надоевшую обстановку. Хотя говорят, что от добра добра не ищут, но это только слова. Со мною все ясно. Я твой ангел, твой слуга до конца жизни, вернее, до той поры, пока не надоем тебе. Во мне нет той обольстительной женской загадочности, что обычно притягивает к себе мужчин…

Михаил мрачнеет, он только сейчас начинает понимать, что немало страданий принес жене, ухаживая за другими женщинами.

– Клянусь тебе! – говорит он. – Я никогда не обижу тебя!

– Не клянись, – говорит Тася, – ты еще слишком молод, ты еще не полностью познал себя. Не волнуйся ни о чем. Просто я завела этот разговор, чтобы ты не считал меня безработной. Я – твой ангел. У меня полно забот о тебе и свои трудности. А какая работа бывает без них, тем более ангельская? Охранять человека от лишних волнений и забот, да еще в наше время, весьма трудная судьба, но счастливая, потому что связана с тобою, Миша. Могу даже ругнуться, защищая тебя, чтобы меня поняла новая власть. И не будем больше говорить об этом. Я люблю тебя и поэтому счастлива.

– Ладно, – соглашается Михаил, – и все-таки докладываю тебе как ангелу-спасителю, что утром я заведовал Лито: написал доклад о сети литературных студий и воззвание к ингушам и осетинам о сохранении памятников старины, потом пошел в театр (придумать – зачем, читал пьесу), затем становился по очереди – историком литературы, историком театра, спецом по музееведению и археологии, дошлым парнем по части революционных плакатов (мы готовимся к неделе красноармейца) и ходоком по араке – актер Винтр разнюхал изумительный подвальчик в кавказском духе, где черный как бес перс подает в заднем чулане араку и шашлыки: надеюсь, моему ангелу шашлыки не противопоказаны? И арака? Но в таком количестве, чтобы ангел мог не то чтобы взлететь над землей, а хотя бы передвигаться по ней без моей помощи. Почему вскинул брови мой ангел? Чем он недоволен?