Михаил Булгаков. Морфий. Женщины. Любовь

Тася не без интереса прочитала объявление о том, что из Тифлиса прибыли автомобили. Желающие ехать благоволят записаться в конторе на улице Московской, «Гранд-отель», 1-е трудовое товарищество шоферов.

Тася не заметила, что сегодня появились и закричали на владикавказских тополях первые предвестники весны – скворцы. Прежде они с Мишей порадовались бы их крикам, весне, более яркой и быстрой, чем в Саратове и даже Киеве… Но сегодня Тася думала только об одном – спасении Миши. Ее напугали и его наметки к статье о трагедии в Пятигорске, и опубликованная в одном из последних номеров газеты телеграмма: «По сведению разведывательного отделения штаба Верховного Главнокомандующего, при занятии большевиками посада Иловайского ими были изрублены все беженцы и больные, не успевшие уйти с войсками».

Слезы застили Тасины глаза. Миша, едва шевельнув губами, попросил воды. Она стремглав бросилась выполнять его просьбу. И неожиданно прекратился поток слез, просветлела голова. Тася твердо и окончательно решила не отправлять Мишу из Владикавказа. Здесь он с нею. Здесь есть надежда, большая надежда, что он выживет. Даже в машине он вряд ли осилит дорогу до Тифлиса. Что станется с Мишей, когда придут большевики, неизвестно, хотя обстановка будет тяжелая. Это ясно из газет. Но Михаил служил в составе Международного Красного Креста. Он – врач. Лечил раненых: и белых и красных.

Только захотят ли в этом разбираться большевики? Вопрос… И все-таки пока Миша жив, пока они вместе, есть надежда, что все для него обернется не столь ужасно, как можно предположить. «Я выбираю надежду! – мысленно обратилась она к Мише. – Потом не суди меня за это! Прошу тебя, Миша! – вдруг опять зарыдала она, ставя ему градусник. – Снова за сорок!» Но об этом предупреждал доктор, и Тася, накинув легкое пальтишко, поспешила к врачу.

– Доктор, у Миши снова температура за сорок, он закатывает глаза, не видно даже зрачков, дышит еле-еле. Я не знаю, как помочь ему!

– И я не знаю, дорогая, – неожиданно замечает врач, – у вашего мужа первый или второй приступ, более шести не бывает, да и это в очень редких случаях. Ваш муж – врач, служил в земстве и наверняка изучал медицинскую литературу, знает, что при возвратном тифе вырабатываются антитела, которые вызывают гибель возбудителей болезни – спирохет, окончание приступа и наступление светлого промежутка. После ряда приступов больной справляется с инфекцией. Поэтому только его организм знает, когда наступит окончание болезни. Будем ждать и надеяться. Вы поступили правильно, не отправив мужа в Тифлис вместе с госпиталем. Его ослабленный организм мог не выдержать трудностей дороги. Чаще проветривайте комнату, но осторожно, не застудите больного. Кстати, тщательно мойте посуду и сама не заразитесь. А в доме не должно быть этих чертовых вшей! От них наступила беда. И не бывайте в помещениях, где много народа. Вы меня поняли, барышня? Кстати, вы знаете, что уже четвертый час ночи?..

– Извините, доктор…

– Не надо извиняться. Это специфика нашей работы – лечить больного в любое время суток, ехать к нему, где бы он ни находился.

– Уж с этим я знакома, – вздохнула Тася.

– Так помогите мужу сопротивляться болезни. Лекарства, что я выписал, слава богу, еще имеются. Но придут большевики, национализируют аптеки, и их бывшие хозяева припрячут лекарства, вспомните мои слова. Запаситесь хотя бы аспирином.

– Спасибо, доктор, извините за ночное вторжение, – покраснела Тася, – но муж – белый офицер, что с ним могут сделать большевики, страшно подумать.

– Страшно, – согласился доктор, – всем нам страшно. Мы служили старой власти. Но мы не воевали – ни врачи, ни адвокаты, ни учителя, ни торговцы. Да и потом, кто-то должен лечить и учить?

Позднее писатель Исаак Бабель изобразил Конармию Буденного в одноименном романе как полупартизанское соединение. Это не понравилось Буденному, и журнал «Октябрь» в 1924 году напечатал его опровержение, после которого писателя начали преследовать. Буденный еще в начале Гражданской войны потребовал написать песню о его славных воинах. Ему привели молодого, невысокого и полного паренька, который оказался композитором. Песня о буденновцах удалась. Помните: «Мы красные кавалеристы, и про нас былинники речистые ведут рассказ…» Правда, злые, а может, и правдивые языки утверждали, что братья Покрасс – Дмитрий, которого вызвал Буденный, и Даниил, вместе с поэтом Д’Актилем до захвата их города красными пели в ресторане эту песню, изменив в ней только первую строчку текста: «Мы белые кавалеристы, и про нас…» Можно поверить в это.

Тася мучительно думала о том, как они с Михаилом будут жить при красных. Он – белый офицер, она – дочка действительного статского советника, хотя и казначея, но с точки зрения большевиков – отпетого буржуя. Миша как-то предупредил ее – никому не рассказывать о своем происхождении.

– А как же я устроюсь на работу? Могут спросить, кем был отец.

– Молчи об этом. А лучше устраивайся туда, где такие вопросы не задают. Ну хотя бы… – не договорил Миша, имея в виду самую черную работу.