Михаил Булгаков. Три женщины Мастера

Значительно позднее Елена Сергеевна возвращалась к этим письмам: «Откуда были эти мысли? И чувства? И, читая их, я понимала, почему у меня была такая смелость, такая решительность, что я порвала эту налаженную, внешне такую беспечную, счастливую жизнь и ушла к Михаилу Афанасьевичу на бедность, на риск, на неизвестность».

Героизм был относительный, с долей эгоцентризма, ведь она рушила две семьи, отбивала мужа у подруги, да и имя Булгакова в культурных кругах было уже достаточно известно. Точнее было бы объяснить свой столь решительный поступок любовью к Михаилу Афанасьевичу, чувственной и сострадательной, желанием сделать имя гения литературы всемирно известным, помочь ему обрести счастье истинной любви и самой обрести высокое чувство.

Где они познакомились – для истории не столь важно. Елена Сергеевна приводила несколько мест:

«Это было в 1929 г. в феврале, на Масленую. Какие-то знакомые устроили блины… В общем, мы встретились и были рядом».

По другому варианту познакомились они у Уборевичей – в доме крупного военачальника, где часто проводились музыкально-артистические вечера. Булгаков был в ударе, много шутил, фантазировал, танцевал. Елена Сергеевна «забывала» встречу с Михаилом Афанасьевичем годом ранее в доме подруги – Белозерской. Елене Сергеевне, видимо, неприятно вспоминать об этом. В 1961 году она писала брату:

«На днях будет еще один 32-летний юбилей – день моего знакомства с Мишей. Это было на Масленой, у одних общих знакомых… Сидели мы рядом… у меня развязались какие-то завязочки на рукаве… я сказала, чтобы он завязал мне. И он потом уверял всегда, что тут и было колдовство, тут-то я его и привязала на всю жизнь… Тут же мы условились идти на следующий день на лыжах. И пошло. После лыж – генеральная пьесы “Блокада”, после этого – актерский клуб, где он играл с Маяковским на бильярде… Словом, мы встречались каждый день, и наконец я взмолилась и сказала, что никуда не пойду, хочу выспаться и чтобы Миша не звонил мне сегодня. И легла рано, чуть ли не в 9 часов. Ночью (было около трех, как оказалось потом) Оленька, которая всего этого не одобряла, конечно, разбудила меня: иди, тебя твой Булгаков зовет к телефону.

Я подошла. “Оденьтесь и выйдите на крыльцо”, – загадочно сказал Миша и, не объясняя ничего, только повторял эти слова. Жил он в это время на Большой Пироговской, а мы на Бол. Садовой, угол Мал. Бронной, в особнячке, видевшем Наполеона, с каминами, с кухней внизу, с круглыми окнами, затянутыми сиянием, словом, дело не в сиянии, а в том, что далеко друг от друга. А он повторяет – выходите на крыльцо. Под Оленькино ворчание я оделась… и вышла на крылечко. Луна светит страшно ярко. Миша белый в ее свете стоит у крыльца. Взял под руку и на все мои вопросы и смех – прикладывает палец ко рту и молчит… Ведет через улицу, приводит на Патриаршие пруды, доводит до одного дерева и говорит, показывая на скамейку: здесь они увидели его в первый раз. И опять палец у рта, опять молчание. Потом пришла весна, за ней лето, я поехала в Ессентуки на месяц. Получала письма от Миши, в одном была засохшая розочка и вместо фотографии – только глаза, вырезанные из карточки… С осени 1929 года, когда я вернулась, мы стали ходить с ним в Ленинскую библиотеку, он в это время писал книгу…»