Михаил Черниговский

- Приветствуем молодых. Пусть они обет, данный Всевышнему при венчании, свято выполняют, а жених не забывает, что он потомок славных киевлян. А батюшка его был когда-то славным киевским купцом.

- Был, да весь сплыл, - поддакнул священнику отец жениха, но короткую застольную речь все же произнес: - Дорогие мои дети, желаю вам счастливой супружеской жизни. Пусть ваша семья произведет на свет много-много деток, я бы сказал - великое их множество. Помните, мои дорогие, ваш долг - восполнить неисчислимые людские потери, которые понесла несчастная, истерзанная Русь. Помогите ей!

- Хорошо говоришь, Аполлинарий, даже мудро, - поощрительно ответил ему князь Михаил. - Пусть дети последуют твоему совету, а также все те из твоих односельчан, кто еще способен нарожать потомков.

- Горько! - послышались первые нестройные возгласы среди гостей, собравшихся вокруг свадебного стола.

Яростнее всех выкрикнул это привычное для свадебного пиршества слово громогласный батюшка. В перерывах между возгласами гости налегали на свадебные угощения. К свадьбе отец жениха заколол откормленного кабана. Братья невесты, польские парни, изрядно поохотились в окрестностях села и подстрелили стаю куропаток. Еще кто-то из гостей выловил в речной проруби несколько крупных щук. Кое-кто принес жбаны с ягодной наливкой. А поляки, родственники невесты, постарались изготовить бочонок сливовицы, как поляки называли домашнюю самогонку на меду.

После нескольких выпитых чарок хмельного зелья застолье оживилось. Послышалось нестройное пение русских и польских песен. Бандуристы усердно взялись за свои инструменты. Один, другой, особенно молодые пустились в пляс. Когда начал плясать казавшийся огромным и неуклюжим отец Филипп, в избе сразу стало тесно.

Кто-то из стариков бросил с ехидцей в адрес священника:

- Пошто грешишь, батюшка? Священник ответил ему невозмутимо:

- Не велик мой грех. Всевышний милостив, не такие грехи прощает.

Аполлинарий шепнул князю Михаилу, когда свадебный вечер был в самом разгаре:

- Пойдем в мою светелку, княже. Пусть молодые и гости веселятся, а я бы потолковать с тобой хотел, добрый совет от тебя получить.

- Как тебе угодно, - сдержанно ответил Михаил.

Они вошли в маленькую горницу, служившую хозяину и спальней, и рабочей комнатой. Здесь над широкой кроватью перед образами теплилась лампада. Эти образа Аполлинарий собирал на киевских свалках, возникших на месте разрушенных храмов, потом тщательно отмывал свои находки и просил первого попавшегося священника освятить их.

- О чем ты хотел со мной потолковать? - спросил Михаил, обращаясь к Аполлинарию.

- Да вот… От князя моего Даниила Романовича на днях прискакал гонец. Предупредил: ханские люди вознамерились брать дань с русского населения в пользу ордынской казны. Освобождается от дани только духовенство.

- Не знал об этом.

- И до тебя, князь, очередь дойдет. Жди худшего.

- Вот еще напасть…

- Да еще какая напасть. К каждому князю будет приставлен надзиратель и сборщик дани в одном лице. Такой ханский чиновник называется баскаком. Тем князьям, кои попытаются утаить часть своих доходов и дать неверные сведения о численности своих подданных, грозит со стороны ханской власти жестокая кара. Как нам поступить в таком случае? Что скажешь, княже?

- Что тут сказать? Тут впору лишь руками развести.

- Я бы сказал другое. С ханскими людьми следует поступать соответственно: хитрить, изворачиваться и, конечно, умело прятать концы в воду. Разве не так?

- Да уж известно, чем сие грозит. Попадешься в том, что утаиваешь подлинную численность своих людей, данников, по головке тебя не погладят. И каков же размер поборов?

- Хан установил, что каждый русич, исключая духовенство, обязан вносить в ханскую казну десятую часть своих доходов. Это вроде бы и не так много, если бы все поборы этим и исчерпывались. Но они вовсе не ограничиваются этой десятой частью. Если князь едет в Орду, надо порадовать и самого хана и ханских вельмож ценными подарками. Вот и получается не десятая часть от твоего дохода, а несоизмеримо более великая его доля.

- Великая доля… - только и произнес Михаил, повторяя слова собеседника. - Возможно, и сейчас такое. Ханские люди норовят взимать с подневольного князя не десятую долю его доходов, а более высокую, чтобы и самим поживиться. А много ли я могу собрать со своих владений, с истерзанной ворогом киевской земли? Ограбленная, опустошенная земля. На ней выжила малая часть людей, потерявших жилища, все имущество. Что с них можно взять? Какую дань они способны выплачивать хану?

- Представляю. Видел я разрушенный Киев. Что возьмешь с киевлян!

- Вот именно. Взять-то с киевлян нечего.

Михаил испытывал нечеловеческую усталость. Отвечал он Аполлинарию невпопад, заплетающимся языком. Хозяин заметил его утомление и сказал:

- Прилег бы, князюшка. Видать, притомился за дорогу или тебе нездоровится.

- Скорее всего притомился.

- И такое бывает. Приляг, отдохни малость.

- А ты как же?