Михаил Ефремов. Последняя роль

NBИз интервью Ивана Охлобыстина (2020): «Михаил Олегович мне родственник, кум, крестный старшей дочери Анфисы. Я знаю его 30 лет, столько же Гарика Сукачёва и Диму Харатьяна. Мы лучшие друзья. Но никто из нас никогда с ним не выпивал. Мы еще удивлялись. Все, в принципе, пьющие в той или иной степени, но вместе – не случалось… Мистика. Но так и было». Из интервью Софьи Кругликовой (2014): «Сам Миша никого ни о чем не просит. Хотя случись что, у него есть друзья, которые ничтоже сумняшеся подставят плечо: Никита Высоцкий, Андрей Васильев, Вася Мищенко, Миша Горевой, Женя Митта, Серёжа Шеховцов, Леша Ткачёв, Таурас Чижас… Ефремов – искренний и верный друг. И друзья у него такие же честные, редкие люди. Ну и кому какое дело, что они, бывает, выпивают? Суть их дружбы не в пьянстве, а в открытом сердечном обожании друг друга».

Ну, может быть, мы развеем, если ты считаешь, что это миф, сказ о пьянстве российских актеров.

– Это не миф. Это красивая легенда. Ну, как нет дыма без огня. Да, конечно. Но все-таки сейчас это уже не в тренде среди молодых артистов. Самый молодой среди пьющих артистов, ну, как бы таких, я имею в виду «медийно-пьющих» артистов, – Леша Панин. А ему уже за тридцать.

Вот Панин-то поводы дает покруче тебя.

– Ну, а может, он специально эти поводы дает. Увидел камеру скрытого наблюдения, раз, два – повод дал.

Актеры должны видеть камеры. Ты же видишь камеры и чувствуешь.

– Поэтому мало записей со мной на YouTube, почти нет.

Многие коллеги твои берутся за мемуары. Как, в принципе, относишься к этой теме?

– Я не умею писать.

Да, не все, Миш, кто издает мемуары, умеют писать, они, главное, умеют рассказывать.

– Ну, так неудобняк. Я про себя не очень умею рассказывать. Это есть какой-то набор историй. Там их тридцать пять.

Это у всех так. Тридцать пять – сорок историй. Когда ты неожиданно где-то вспоминаешь: «А вот еще мы там ходили тогда в Сочи» или «А вот, помнится, я был в Германии». Ну, вот такие истории, они есть у всех. Ну, это такие сборники историй о, там, Несчастливцеве, там, о Счастливцеве.

Ну, а самому писать, ну, я не знаю, наверное, еще рано. Я все-таки человек энергичный. И еще чего-то я поделаю на сцене.

Нет, ну вот Кончаловский свои знаменитые мемуары начал писать как раз, когда полвека отжил, и этот багаж нажитый он-то и стал описывать. Вот как ты относишься к жанру мемуаров?

– Да относительно ко мне – никак. Я могу даже себе представить, как я уехал куда-нибудь, сел за письменный стол и стал писать. Но я уверен, что я напишу полстраницы или, там, лист, начну перечитывать, увижу, что мысль какая-то была, не вставил, а это вот плохо сформулировано и все такое прочее.

По-другому сформулирую. Дело не в технологии. Я пытаюсь понять твое отношение: имеет ли право, допустим, такой человек, как ты, – с известной родословной, с насыщенной биографией (у тебя было много всяких приключений) – право на собственную биографию? Потому что масса людей, ну, я не знаю, допустим, Наташа Негода, еще кто-нибудь, которые были задействованы так или иначе в твоей биографии, должны быть упомянуты в твоих мемуарах.

– Да нет, я думаю, нет. Во всяком случае, я бы не стал.