Михаил Юрьевич Лермонтов. Тайны и загадки военной службы русского офицера и поэта

Вследствие этих обстоятельств русский офицерский корпус, как уже указывалось выше, был неоднороден во всех отношениях. Его численность в начале XIX века колебалась в пределах 20–30 тыс. человек.

Отдельно, и во многом изолированно и от армии, и от гвардии находились морские офицеры. Они, без сомнения, были одними из самых высокообразованных представителей русского офицерского корпуса и самыми высокооплачиваемыми – их жалованье в полтора-два раза превышало жалованье офицеров и армии, и гвардии. Фактически по своему статусу они приравнивались к гвардейским офицерам и, как правило, были потомственными дворянами, хотя представителей высшей аристократии среди них было намного меньше, чем в гвардии. Но среди этой категории офицерского корпуса была сильно распространена преемственность – фамильные династии среди них не являлись чем-то необычным. Абсолютным рекордсменом по числу получивших чин контр-адмирала и выше в императорском флоте являлся род дворян Зеленых – 10 человек. Также известны династии Бутаковых, Римских-Корсаковых, Тыртовых, князей Путятиных и ряд других [13].

Но морские офицеры, хотя и пользовались уважением в обществе, никогда не считались завидными женихами. Эту ситуацию в начале XX века отчетливо отразил князь В. Н. Трубецкой в своих «Записках кирасира»: «При своем бесконечном оптимизме я никогда серьезно не задумывался над тем, во что же превратится наша семейная жизнь, когда я стану моряком и каково будет моей женушке сидеть на берегу у синего моря в постоянной разлуке со мной…. Ведь собственно жить вместе мы будем с женой только урывками. Хороший моряк должен быть в море. Хороший муж должен быть на берегу у семейного очага. Совместить же море с семейным очагом невозможно, а женушку на крейсер взять нельзя… А до чего сильны были мои симпатии ко всему морскому!». Поэтому он и выбрал, в конечном счете, службу в лейб-гвардии Кирасирском полку.

Безусловно, лейб-гвардейские полки в России, как и во многих европейских армиях, пользовались особыми привилегиями, поскольку на службу в них солдаты и офицеры отбирались самым тщательным образом. Приставка «лейб» (нем. – тело) означала, с одной стороны, что данное подразделение непосредственно охраняет монарха и его семью, а с другой, – указывала на особую близость царствующих лиц к данным воинским формированиям. По традиции, идущей от Петра I, мужские представители рода Романовых причислялись к гвардии и обязаны были проходить в ней службу. Сами царствующие императоры или императрицы являлись полковниками и шефами гвардейских полков, в первую очередь, Преображенского, и числились в нем в 1-м батальоне. Поэтому этот батальон всегда называли «государевым».

До начала Отечественной войны в гвардию входило 12 полков (6 пехотных и 6 кавалерийских), но в 1813 году ее состав расширился: туда дополнительно включили два гренадерских и один кирасирский полки. Новые полки, по аналогии с наполеоновской армией, стали называть «молодой гвардией», отличая ее от «старой», более привилегированной (у той преимущество в старшинстве перед армейским офицерами было в два чина, а у «молодой» – только в один). Это различие сохранялось вплоть до царствования Александра III. Иногда в шутку солдат и офицеров «молодой гвардии» называли «гвардионцами».

Естественно, что выделение особых привилегированных полков, офицерами в которых были в основном представители высшего дворянства, резко усиливало трения между ними и обычными армейскими полками. Как вспоминал барон Н. Е. Врангель: «Русское офицерство после проигранной Крымской кампании стало пасынком самодержавного правительства и мишенью клеветы и ненависти нашей близорукой интеллигенции. Правительство держало офицеров (за исключением гвардии) в черном теле, впроголодь. Будущности у армейских офицеров не было, в старости им грозила нищета…». Такое положение сохранялось вплоть до падения империи. Вот как немецкий офицер Г. фон Базедов описывает социальный аспект службы в русской гвардии в начале XX века. Его наблюдения интересны тем, что многое из этого описания соответствовало и реалиям начала XIX века: «В петербургском обществе встречаешься только с офицерами гвардейских полков или с пользующимися особыми служебными преимуществами. Армейский офицер не имеет в обществе никакой роли… Выражение «армейский» имеет почти презрительный оттенок. Только пехотные полки больших городов, отдельные кавалерийские полки и офицерский корпус артиллерийских и инженерных частей пользуются большим уважением». Это пренебрежение усиливалось еще и тем обстоятельством, что армейских офицеров, как правило, не допускали в великосветские салоны, где собиралась в основном высшая аристократия.