Михаил Иванович Глинка

Облик Глинки на дагерротипе, снятом с него в том же 1842 году, уже далеко не схож с прежними его изображениями. С достоинством выпрямившись, он смотрит на нем в сторону, словно ему не хотелось бы встретиться глазами с чьим-либо взглядом. На серьезном усталом лице следы творческих размышлений и житейских печалей. Одет он в хорошо сшитый, но не щегольский сюртук. Наступили годы зрелости, ценой многих испытаний выковавшие равновесие мудрого мастерства.

4 марта 1842 года Глинка представил партитуру «Руслана и Людмилы» директору театров А. М. Гедеонову, и тот согласился на ее постановку (либретто оперы композитор представил «на утверждение» несколько позже). Известие об этом проникло в печать, и «все увеличивалось нетерпение публики», вспоминал П. П. Соколов. Но Глинке предстояло преодолеть еще много трудностей. Путь оперы на сцену оказался тернистым.

В сентябре начались оркестровые репетиции. По «соображениям» Брюллова А. А. Роллер написал эскизы декораций (не все они получили одобрение композитора, желавшего видеть в них больше сказочности «в русском характере» и решительно отвергшего декорацию замка Черномора в четвертом действии).

Балетмейстера А. Титюса Глинке пришлось позвать на обед и показать кавказскую лезгинку: ее лихо проплясал ему писатель П. П. Каменский. «Вино произвело свое действие», и хоть французу Титюсу лезгинка и не очень понравилась, он занялся постановкой танцев, вспоминал композитор в «Записках».

Увертюру к опере, уже прямо в партитуре, Глинка большей частью писал в режиссерской комнате, пока на сцене шли репетиции.

Незадолго до премьеры реакционный критик, издатель «Северной пчелы» Ф. Ф. Булгарин очень «досадил» Глинке, пренебрежительно отозвавшись о русской оперной труппе. Тем началась серия «гадостей», которых Булгарин немало сделал композитору.

Успокоить раздраженных артистов Глинке удалось с большим трудом. Недоброжелательным было и отношение к «Руслану» А. Н. Верстовского, автора «Аскольдовой могилы», ревниво полагавшего себя основоположником русской оперы. (Его «единоборство» с Глинкой изобразил друг композитора К. А. Булгаков в сатирическом рисунке «Полет».) Огорчали Глинку и многочисленные сокращения музыки. Впрочем, все трудности партитуры были исполнителями в конце концов благополучно преодолены.

«Блеск и великолепие этого спектакля превосходит все, что доныне видели на русских театрах»,— писал В. Ф. Одоевский незадолго до первого представления.

«Полет» (М. И. Глинка и А. Н. Верстовский в виде Руслана и Черномора). Рисунок К. Булгакова

Страница из либретто оперы «Руслан и Людмила» с перечислением действующих лиц и их исполнителей

Афиша первого представления оперы «Руслан и Людмила»

Первое представление оперы «Руслан и Людмила» было назначено на 27 ноября — день шестой годовщины со дня премьеры «Ивана Сусанина». В главных партиях снова появились О. А. Петров (Руслан) и М. М. Степанова (Людмила). Зато вместо заболевшей А. Я. Петровой-Воробьевой партию Ратмира пела молодая воспитанница Петрова 2-я. Неудачными были Този в партии Фарлафа и Лилеева — Горислава. Декорации, по свидетельству современников, были великолепными, а костюмы — «верхом роскоши и изящества». Глинку публика несколько раз вызывала на сцену. Но слышалось и шиканье. Второе представление, по словам Глинки, прошло «не лучше первого». Зато в третьем «явилась» выздоровевшая Петрова-Воробьева и сцену Ратмира в третьем действии исполнила так увлекательно, ее голос звучал так прекрасно, что зал разразился восторженными рукоплесканиями. С успехом опера прошла только в одном сезоне 1842/43 года тридцать четыре раза.

После нескольких первых представлений зал наполняла теперь не знать, искавшая в спектакле лишь волшебно-феерическое зрелище, а сменившая ее «настоящая петербургская» (по словам В. Ф. Одоевского) публика — зрители-слушатели, пришедшие в театр для того, чтобы действительно смотреть и слушать «волшебную оперу» Глинки, оценить народность ее замысла, новизну драматургии, в которой так смело сплелись фантастика и реальность; постичь красоту музыки, исполненной эпического величия в одних сценах, в других — искренней лирики или обольстительной восточной прелести.

Старания Булгарина, Зотова и их клевретов преуменьшить и успех и самое значение «Руслана и Людмилы» для русского искусства получили тогда же решительный и дельный отпор со стороны О. И. Сенковского, а главное — того же В. Ф. Одоевского. «Утвердительно можно сказать, что ныне между европейскими музыкантами нет ни одного с такою свежею фантазиею, которая выдержала бы целую фантастическую оперу всегда ново, всегда оригинально»,— решительно заявил друг Глинки в «Отечественных записках» (скрывшись под псевдонимом П. Бичев).