Михаил Карпов

– Вот еще что, Валера…хорошенько запомни: когда поставишь свою «Тойоту» во дворе на склоне, проверь, стоит ли она на скорости и на ручнике. Иначе это будет тебе стоить сломанной ноги и многих синяков. А в остальном…ты будешь успешен и счастлив,снимешься в огромном количестве фильмов. Будешь нарасхват. Что и немудрено, потому что на мой взгляд…и не только на мой взгляд ты – великий актер. В конце жизни ты будешь худруком театра на Таганке. После Любимова.

– Вот ты и прокололся – усмехнулся Золотухин – Теперь я буду знать, что как только стану худруком – тут же мне и трындец.

– Да ладно! После этого ты еще поскрипишь, не бойся! – тоже усмехнулся я – У тебя будут правительственные награды, будут звания. И люди станут вспоминать тебя добрым словом и плакать над твоей могилой. Ты уйдешь любимым, известным, богатым и всеми уважаемым. Кстати, Володя, ты тоже уйдешь любимым, известным, всеми уважаемым и богатым.

– Меня это как-то не утешает – криво усмехнулся Высоцкий, и серьезно спросил – Миш, ты сейчас столько наговорил…и я в это поверил…Миш, это все на самом деле? Это правда? Или розыгрыш на первое апреля?

– Первое апреля? – удивился я – Почему первое апреля? Ах да! Сегодня же первое апреля, точно! А я и забыл, зачем мы сегодня собрались… Кстати, когда я это говорил, было уже второе апреля. Время за полночь. Так что…Володь – все правда. От первого и до последнего слова. Рад бы тебя разуверить, но…не могу. Ладно, ребята…заночуете у нас? Время позднее, не дай бог что на улице случится. Вы поддатые. Может шпана докопаться, могут менты…останьтесь, ночуйте. Диван есть, места хватит.

– Шпана Высоцкого не тронет – усмехнулся бард – И менты тоже. В известности есть свои плюсы. А ночевать…нет, брат Миша, мы пойдем. И так завалились без приглашения, Раневская подбила. Хорошая тетка, люблю ее. Она и позвала – мол, парень настоящий, пойдем, навестим. Интересно будет. И в самом деле – было интересно, не жалею, что пришел. Даже подрались! Хе хе хе… Хотя это дракой не назовешь. Силен ты, Миш…даже не ожидал. Нет, ну так-то видно что мужик крепкий, но не скажешь, что НАСТОЛЬКО. Я как ребенок был перед тобой. Теперь я понимаю, почему ты сумел Али завалить. А можно еще вопрос?

– Хмм…спрашивай… – насторожился я – Если смогу, отвечу.

– Миш…ты людей убивал? Нет, не так: много убил? Как это было? Что ты чувствуешь, когда убиваешь человека? Подожди, не отвечай! Ничего не говори! Я объясню… Я актер. Иногда играю роль убийцы, или вернее человека, который убивает. Так вот хочу понять – что чувствует человек, который лишает жизни другого человека? Они тебе снятся, эти убитые тобой люди?

– Анекдот такой есть, Володь – начал я медленно, не глядя на Высоцкого – Внук спрашивает деда: дед, ты на войне был. Ты людей убивал? Дед отвечает: нет, внучек, не убивал! Внук: как же так? У тебя же боевые ордена! Ты ранен несколько раз! Как так не убивал? Дед: нет, людей не убивал, внучек. Я фашистов убивал. Понимаешь, Володь?

– То есть ты тех, в кого стреляешь, представляешь нелюдями? Нечеловеками? Но все равно у тебя в душе должно быть понимание, что перед тобой пусть и плохие, но люди. И как тогда? Вот ты убил первого своего, ты его помнишь?

Еще бы я не помнил! Никогда этого не забуду, до самой своей смерти! Это был мальчишка. Да, самый настоящий мальчишка лет тринадцати. Но только с «калашниковым» в руках. Он выстрелил в меня из-за дувала, поднялся и дал очередь. Однако «калашников» с деревянным прикладом был ему слишком длинным, он плохо прицелился и первая пуля прошла мимо. А потом ствол тупо задрало вверх и вправо – как обычно это и бывает. И тогда я почти в упор всадил короткую очередь ему в лицо. Голову просто разнесло. Вот сейчас была голова, и уже вместо нее ошметки – справа и слева куски кровавой плоти, и подбородок, оставшийся на месте. Труп упал не сразу, я даже успел увидеть фонтан крови из разорванных сосудов. Впрочем – может и показалось, что успел. Но крови было много.

Нет, я не пошел дальше, посвистывая и напевая веселую песенку. Но и не стал блевать, исторгая из себя полупереваренную тушенку. Этот пацан мне потом снился недели две. И я мучительно спрашивал себя: «Зачем мы здесь? Что мы здесь делаем?! Почему все ТАК вышло?!»

– Володя…у солдата нет времени на рефлексию. И ему некогда думать о том, кого он убивает и почему. Солдат делает свою работу, и только так. Максимально эффективно делает работу. Потому бесполезно спрашивать солдата – убивал он, или нет, и что он чувствовал, когда убивал. Он НЕ убивал. Он устранял объекты, уничтожал личный состав врага. И только так.

Мы помолчали, и наконец, Высоцкий встал со своего стула:

– Пойдем мы. Спасибо, Миша, за вечер…такого у меня давно не было. А по поводу твоих слов, твоего предложения…я подумаю. Честное слово – подумаю! Что касается твоих песен…Миш, я разбираюсь в этом деле, и поверь мне – это классно. Ты бы имел успех и как сочинитель, композитор, и как исполнитель. И Ольга имела бы успех. Подумай над карьерой исполнителя. Кстати, а на гитаре ты играешь лучше меня!