Михаил Карпов

В общем, потом они обшарили квартиру матери этого морального урода, забрали все деньги, все ценности, что нашли, в том числе сережки Оли, вырвав их у нее из ушей, и ее колечко. Старший все время возмущался, что мамаша, тварь, припрятала деньги, а они у нее должны быть – он точно знает, что та отложила «на смерть» приличную сумму.

Затем они поехали куда-то «на хазу» в Глебучев овраг – там всегда полно хат, готовых принять такую мразь. Было всегда полно – в двухтысячных Глебучев овраг весь посносили, все эти халупы, частные дома – все под бульдозер. Вся мразь рассеялась по городу…

«На хазе» добыли обрез, затем дождались ночи и поехали меня с Зиной убивать. Простой до тупости план, но, как ни странно, он вполне мог увенчаться успехом, если бы на моем месте был неопытный человек. И менее сильный и тренированный. Твари взяли бы нас в плен, пытали бы, забрали бы деньги и драгоценности, а потом ушли, предварительно вынув из нас кишки.

Вот тебе и спокойный 1970 год. Просто зашибись! Хотя чему я удивляюсь? Разве в семидесятые не было преступлений? Разве не было маньяков-убийц и насильников? Уличных грабителей и воров? Это в детстве смотришь на все сквозь розовые очки, а когда становишься взрослее, то понимаешь – мир не так красив, как это кажется ребенку.

Впрочем, детство у всех разное. Мое было сытым и счастливым. Меня любили, меня берегли, а что для ребенка может быть важнее? Впрочем, и не для ребенка тоже.

Узнал я, как они ушли из суда. Да, все было именно так, как мне описал адвокат. Вырубили конвойников, каждый из которых едва доставал самому низкому из преступников до подбородка. Пришибить дурачков не стоило ни малейших усилий, особенно если ты мастер спорта по боксу. Пусть и бывший, пусть и пропивший свое умение. Совсем его пропить нельзя… как нельзя разучиться ездить на велосипеде.

Вообще-то только сейчас я стал понимать, как мне повезло, – если бы этот гад успел выстрелить… Хм… и тут же понял – а не мог он стрелять! Потому и не выстрелил! Если бы он пальнул – поднялся бы шум, соседи начали звонить в милицию! Это в девяностые годы все бы только попрятались за занавески и оттуда опасливо смотрели на поле битвы. Здешний народ тут же вызовет ментов, те же самые соседские бабки, с удовольствием доносящие до сведения власти о негодяях, категорически мешающих жить советскому человеку.

Возможно, что я и сам автоматически рассчитал ситуацию, потому так очертя голову и кинулся вперед, на врага. Ну… такая вот у меня «отмазка» на мою героическую глупость.

Оленька, Оленька… не потому она меня им сдала, что хотела освободиться от мук. Хотя и это тоже. Она хотела, чтобы я за нее отомстил. Поняла, что живой ее не оставят, и передала мне послание – что она верит в меня и что я самый лучший, самый сильный, самый, самый, самый… Сердце сжалось и заныло…

– Ты обещал нас отпустить, если расскажем! – хрипло каркнул рассказчик, круглыми от ужаса глазами следя за тем, как я поигрываю мясницким топором, будто прикидывая, что гадам отсечь.

– Я не обещал вас отпустить… – медленно сказал я, глядя на сереющее небо. Скоро рассвет… – Я обещал оставить вас живыми. И я выполню обещание.

Повернулся и пошел на старую вырубку. Нашел то, что мне было нужно, замахал топором. Потом достал нож.

Когда вернулся к пленникам, обнаружил, что они пытались сбежать, – один подкатился к другому и, похоже, пытался развязать путы. Зря. Я затянул их намертво.

А небо совсем уже стало серым. Пусть и осень, но ведь еще сентябрь! Снова затолкал кляпы в рот подонкам, завязал предусмотрительно захваченной веревкой. Подонки вопили, звали на помощь, но я не обращал внимания.

Затем взял их за ноги и отволок к приготовленным кольям. Хорошим кольям, крепким – с корнями в земле. Осины, выросшие на краю вырубки, толщиной сантиметров пять-шесть. Я обрубил у них верхушки, зачистил от веток, ошкурил. Получилось хорошо, профессионально, будто каждый день готовлю колья для подонков.

Самым трудным оказалось – насадить их на эти колья. Подонки дергались, извивались, мычали и категорически не желали мне помочь совершить над ними справедливую кару. Но я нашел способ – всего лишь хороший сук, один-два удара по голове, и готово. Вот только каждый раз приходилось поднимать эдакую тушу на высоту почти человеческого роста. Пришлось даже изготовить что-то вроде штабеля из бревен, оставленных нерадивыми лесорубами. Бревна уже покрылись мхом, но еще до конца не сгнили.

Первого насадил предводителя шайки – острый кол вошел прямо сквозь штаны, и подонок очнулся от дикой боли, задергался, завращал головой, выпучивая глаза.

Но лучше бы не дергался. Я читал в исторических хрониках: чем больше человек дергался на колу, тем быстрее тот проходил сквозь тело. Не дергался бы – пожил подольше. Хотя как раз, может, и правильно – зачем долго мучиться? Рраз! И готово! Кол уже у глотки.