Михаил Карпов

Дорога свободна, и я облегченно вздохнул – поехали!

Ехал я около часа, и, к моему облегчению, дождь сразу за Саратовом тут же закончился и дорога стала вовсе сухой. Нет, она не успела высохнуть – когда бы? Просто тут никакого дождя и не было. Так нередко бывает – дождь странным образом льет полосами. Тут есть – а через километр уже и нет. Самое обычное дело.

Но это дело меня радовало. И когда я свернул на асфальт, ведущий к одной из деревень, а потом от нее на дорогу, ведущую в лес, – затруднений у меня никаких не случилось. И слава богу! Не хватало еще застрять посреди леса, увязнув в липкой грязи.

В принципе, «Волга» по грязи идет неплохо – ибо тяжелая корова, прижимает колеса хорошо. Но стоит ей сесть в грязюке… вот тут уже просто трындец! Трактор еле вырывает! Все-таки полторы тонны железа, засядет, так уж засядет.

Впрочем, далеко я и не поехал. Проехал от трассы метров триста и остановился на старой вырубке, тем более что дальше дорога становилась совсем уж непролазной – кусты и деревья, цепляющие колючими ветками (жалко покраску машины, да и улика).

Ну, вот теперь и все. Развернулся (не без труда – места мало, а разворот у этой чертовой шаланды, как у комбайна), встал капотом в направлении выезда. Можно было и начинать.

Вышел, посмотрел на небо – оно в облаках, но дождя еще нет. Будет, чуть попозже – из Саратова точно натянет.

Одного за другим вытащил пленников, уложил в ряд на расстоянии метра друг от друга. Вынул нож из бардачка «Волги» (заранее положил), перерезал веревки, удерживающие кляпы. Орать будут? Тут хоть оборись, никто не услышит – ночь, лес, до деревни пять километров.

Тишина. Только охлаждающая жидкость в радиаторе автомашины булькает и журчит да потрескивает двигатель, остывая. Как там было сказано? «Если тихим майским вечером загнать «Жигули» в лес, заглушить движок, то ты услышишь, как машина гниет…» А этот пепелац еще хуже. Жуткая уродливая образина! Тоже мне, мечта торговцев цветами! «Во-о-олга! Вахх!»

Нет, правильно от нее отделывается Зина. Продать надо эту телегу и купить нормальный «жигуленок», «копейку». И дешево, и сердито! И в глаза не так бросается… наверное.

Тем временем пленники оклемались и начали оглядываться по сторонам, соображая – где оказались и что им предстоит. Чтобы не слишком затруднять их с прогнозами, я сразу взял быка за рога:

– Мрази поганые, как вы оказались у меня дома? И самое главное – зачем?

Молчание. Переглядываются, смотрят друг на друга и на предводителя, презрительно сплюнувшего сгустком крови едва мне не на сапог. Дурашка! Разве так себя ведут, когда ты связан, в лесу, ночью? Да ты молить меня должен! Умолять оставить в живых! И по фигу мне твои понты!

Вспомнив о том, что у меня есть замечательный детектор лжи, я пошел к пассажирскому месту и достал оттуда здоровенный топор, скорее всего мясницкий – ржавый, хотя и довольно-таки острый. Зачем он лежал в гараже бывшего военврача, я не знаю. И в принципе – даже знать не хочу. Там были еще два топора – плотницкий, плохо насаженный на рукоять (видимо, рассохся), и маленький туристический топорик, которым только в заднице ковырять – ибо он тупой и кривой. Я взял мясницкий, тем более что он страшнее, похож на топор палача.

– Сейчас я одному из вас отрублю ногу, – буднично сообщил я. – После этого снова начну задавать вопросы. Итак, кому рубить? Считалочку знаете? Вышел немец из тумана… вынул ножик из кармана… буду резать, буду бить! Выходи, тебе водить!

Я замахнулся, примериваясь к колену одного из этих мудаков, но он завизжал, тут же пообещав все рассказать. И рассказал. И так рассказал, что у меня застыла в жилах кровь и оледенели руки.

Как я и догадался, адрес дала Оля. Она открыла дверь этим тварям, думая, что вернулся я. Глупенькая девочка, ведь сказал же ей – вначале спрашивать и только потом открывать! Но что теперь поделаешь… в принципе, они бы и так вошли, дверь там чистое недоразумение – врезал, она и слетела с петель. Другое дело, что шум устраивать им было вроде как и ни к чему. Так что шанс у Оли выжить был. Если бы не сглупила…

Ей тут же закрыли рот, а потом… потом начали насиловать и пытать. На шум вышла мать этого выродка, попыталась Олю отбить, попыталась кричать – себе на беду. Ее ударили, придушили, а потом зарезали. Оля им грозилась, говорила, что я всех их убью, что я сильный и ловкий и что, если они ей что-нибудь сделают, им конец. Но потом только мычала и дергалась, когда ее мучили. Страшно мучили. И выпытывали про меня – кто я, где живу, с кем живу. А когда узнали, что я живу у профессора, известной и богатой докторицы, старший сказал, что это большая удача – убьют сразу двух зайцев. И бабла приподымут, и мне отомстят.

Когда Оля уже не могла говорить, они ее убили. Предварительно наизмывавшись всласть. Даже слышать было страшно, что они с ней сделали. И больше всех старался их старший, который сейчас постоянно перебивал рассказчиков и угрожал, что, когда все закончится, он вырежет подельникам сердца. Пришлось его немного попинать – так, не до смерти, а только чтобы затих и не мешал.