Катков, говоря об относительном и преходящем значении любого исторического документа, попытался актуализировать аргументы Карамзина, направленные против либеральных увлечений монарха, и обосновать прямую связь государя с народом — идею самодержавия — в качестве органичного и фундаментального принципа Российского государства в его прошлом, настоящем и будущем.
Историки не раз обращались к анализу «Записки» Карамзина, видя в ней сложность и многообразие различных идейных пластов, источник консервативных устоев и положений, формирующейся национально-государственной идеологии российского самодержавия. И с этой стороны содержание представленного государю Александру I документа открывало монарху простор и возможность для творческого созидания. По мнению Нины Васильевны Минаевой (1929–2009), в 1811 году Карамзин предложил модернизацию страны, но такую, которая бы обеспечивала внутреннюю стабильность и одновременно европейский статус России как современной великой империи[52].
Хотя имперский период русской истории не был написан Карамзиным, но им одним из первых была дана развернутая оценка царствования Петра Великого и последствий его преобразований. Именно в «Записке о древней и новой России» Карамзин попытался непредвзято подойти к личности царя-реформатора, сумевшего обратить развитие России в новое русло.
Карамзин не отрицает исторических заслуг Петра в деле возвышения России и укрепления ее могущества, но обращает внимание на два аспекта. Во-первых, он прослеживает истоки петровских преобразований, подготовленных предшествующей мудрой, терпеливой политикой московских царей в течение двух столетий, и, во-вторых, резко критически оценивает насильственный характер мер, при помощи которых Пётр проводил политику «европеизации» страны. «Искореняя древние навыки, представляя их смешными, глупыми, хваля и вводя иностранные, государь России унижал россиян в собственном их сердце», — писал Карамзин. Серьезной ошибкой Петра Карамзин считал принижение значения Православной церкви, уничтожение патриаршества, введение Святейшего Синода, контролируемого светской властью, что, по его мнению, привело к утрате Церковью своего священного назначения[53].
Оценки Карамзина важны и интересны не только для уяснения его историографической позиции и ее эволюции. Не меньшую ценность они представляют и в перспективе общего концептуального видения им судьбы страны и обоснования необходимости внести изменения в проводимый правительством курс реформ. Основой доказательства здесь для него служит тезис о самобытности России, ее особом пути. Н. В. Минаева обратила внимание, что этот тезис «сопряжен с уже укоренившимся представлением Карамзина о значении идеи национального достоинства. Впервые проявившееся в политической концепции Карамзина на ранних этапах увлечения его масонством представление о национальном достоинстве в „Записке“ сливается с тезисом о самобытности пути русского исторического развития»[54].
Достоинства нации и народа, как мы понимаем сегодня, не могут попирать личного достоинства человека и гражданина. Одного не существует без другого. Искусственность такого противопоставления, надо полагать, была очевидной и для Карамзина, хотя проблема политической свободы, а также проблема отмены крепостного права в России действительно не рассматривались им как первоочередные. Это реальное противоречие трудно было разрешить, исходя из противостояния легитимизма — консерватизма свободе — либерализму. Необходим был синтез идеологий, их обобщение на другом уровне и другом витке истории, что позднее и попытались сделать последователи Карамзина, включая Каткова.
Следует также иметь в виду, что свою «Записку» Карамзин писал накануне войны с Наполеоном и был озадачен поисками обновленной идеологии самодержавия как ответа на вызов времени. Достоинство нации в конкретном историческом контексте выступает против свободы личности, как закон и порядок отрицают произвол, своеволие и тиранию. Принципы легитимизма, имевшие широкую популярность среди европейских консервативных кругов, подвергших ревизии идеи Просвещения, приобретают в трактовке Карамзина определенную систему. Фактически Карамзин предстает как глубокий и творческий идеолог русской самодержавной государственности, выдвинувший одним из первых классическую триаду — самодержавие, православие, самобытность (народность), позднее оформленную графом С. С. Уваровым.
Сама эта триада — не механическая сумма отдельных ее элементов, но — соединение, симфония, целостность и единство государства, Церкви, веры, истории, культуры, языка, народа и личности, существующей в данном пространстве в союзе и единении с другими, своими ближними. То, что в русской духовной традиции воплотится в понимание