Михаил Катков. Молодые годы

Пушкин для Каткова всегда был непререкаемым авторитетом и в творчестве, и в жизни. Мы не располагаем конкретными сведениями о его отношении к указанным событиям и о том, каким образом они повлияли на личность тринадцатилетнего подростка. Но то, что они оказали на него свое влияние, можно утверждать вполне определенно. Твердая и решительная государственническая позиция, занятая Катковым во время Польского восстания 1863 года, очевидно, имела свою предысторию и уходила корнями в пору его отрочества и взросления в павловском пансионе. Спустя много лет она получила продолжение.

Судя по первым публикациям Каткова, его интерес к народным песням, к поэзии, к быту и нравам допетровского времени, вероятно, был навеян славянофильскими идеями, с которыми он мог познакомиться через своих товарищей по пансиону, входивших в близкий к Хомякову круг. Влияние этих идей просматривается уже в ранних работах Каткова. На это одним из первых, насколько нам известно, обратил внимание И. Н. Тяпин. Анализируя историческую публицистику Каткова, он просматривает за ней систематичность обращения автора к религиозно-политическим доктринам и сюжетам из истории Московской Руси[115]. Ему же принадлежит замечание о том, что Катков как философ практически не изучен и что «за его рассуждениями по конкретным общественно-политическим вопросам давно пора увидеть философскую основу»[116].

Трудно с эти не согласиться, хотя противоположного мнения придерживался Николай Александрович Бердяев, прямо заявлявший, что «Катков был первым политическим публицистом консерватизма, тут он царил, но никогда он не был мыслителем, философом консерватизма. Катков — эмпирический консерватор»[117]. Столь же категоричен был Бердяев и в оценке связи Каткова со славянофилами, выражая свое резкое несогласие с мнением Владимира Соловьёва, назвавшего Каткова «Немезидой славянофильства»[118].

Во всем этом нам еще предстоит разобраться. А у Каткова впереди был Московский университет.

Глава 3. Императорский Московский университет

Строгановское время

Иногда задумываешься, как странно складывается жизнь, забрасывая нас именно в то время, в тот век, год и день, сводя и разводя с теми или другими людьми, определяя наши привязанности и расставания. И даже ровесники, казалось бы, обреченные по возрасту на неминуемое пересечение жизненных дорог, не застрахованы внезапно расходиться в разные стороны. И только судьба знает и хранит обязательность встречи в будущем, когда всё еще впереди и всё, несомненно, будет к лучшему.

По завершении в июне 1834 года гимназического курса в пансионе Катков в течение июля готовился к поступлению на словесное отделение Императорского Московского университета (ИМУ). Тогда же летом, июня 14 дня 1834 года, в правление университета было подано прошение от своекоштного студента словесного отделения Ивана Тургенева об увольнении его из университета и переводе в Санкт-Петербургский университет. Будущий видный русский ученый, историк, правовед и публицист Константин Дмитриевич Кавелин (1818–1885), ровесник Каткова и Тургенева, в эти дни усердно занимался дома, решив стать студентом нравственно-политического (юридического) отделения ИМУ. К поступлению в университет его готовили приглашенные учителя, одним из которых был бывший казеннокоштный студент Московского университета Виссарион Белинский.

Виссарион Григорьевич Белинский (1811–1848) так и не окончил словесного отделения. В сентябре 1832 года он вынужден был уйти из университета и начать подрабатывать на жизнь частными уроками. Основное время при этом он отдавал сочинительству и подготовке своей первой большой критической статьи, увидевшей свет в сентябре 1834 года. Статья называлась «Литературные мечтания. Элегия в прозе» и была издана при «Телескопе» в «Молве».

Любопытный факт: когда в 1829 году Белинский поступал в университет, ему в соответствии с установленным тогда порядком, помимо документов об образовании и происхождении, потребовалось собственноручно дать подписку в том, что он «ни к какой масонской ложе и ни к какому тайному обществу, ни внутри империи, ни вне ее» не принадлежит, с обязательством «впредь к оным не принадлежать и никаких сношений с ними не иметь». Необходимость таких обязательств для студентов (так же, как и для лиц, поступающих на государственную службу) появилась после восстания декабристов. Одновременно было заведено представление специальных поручительств от родных или знакомых. Белинский обратился за поручительством — «распиской» к генерал-майору А. 3. Дурасову, которому был рекомендован своей родственницей Л. С. Владыкиной. В «расписке», датированной 20 сентября 1829 года и написанной, за исключением подписи, рукой самого Белинского, генерал заявлял, что доверенный его поручительству юноша, определившись в университет, будет ходить в форменной одежде и «своим поведением не нанесет начальству никакого беспокойства»[119].