В похожем состоянии находился другой будущий однокашник Каткова, в дальнейшем идеолог славянофилов Юрий Фёдорович Самарин (1819–1876): «…Несмотря на одобрительные отзывы обо мне некоторых профессоров, экзаменовавших меня дома за несколько дней до публичного испытания, невыразимый страх и трепет овладели мною, когда меня в первый раз ввели в университетскую аудиторию, ту самую, в которой Терновский и Шевырёв читали лекции для первого курса», — вспоминал Самарин в 1855 году в статье, посвященной 100-летнему юбилею Московского университета. «Если б мне пришлось отвечать первому, нет сомнения, что я бы провалился, потому что я ног под собой не чуял: но к счастью имя мое стояло из последних, а вызывали по алфавитному порядку. Буквы А, Б, В — конфузились, меняли билеты, бормотали — одним словом, резались так, что я дрожал за них. „Пропадут несчастные, — думал я, — непременно пропадут!“ Но ничуть не бывало. Все получили порядочные баллы. Это меня несколько ободрило, и мой экзамен сошел благополучно»[122].
Выдержавшие экзамены, включая Михаила Каткова, в августе 1834 года были зачислены на словесное отделение и в первых числах сентября приступили к систематическим занятиям в университете. Поступившие на I курс делились на три разряда: «казеннокоштных», то есть принимаемых на казенный счет, «своекоштных» и слушателей. К «казеннокоштным» относился Фёдор Буслаев, к «своекоштным» — Юрий Самарин и Михаил Катков. Остается загадкой, кто оплачивал учебу Каткова в университете и почему, несмотря на успешное окончание пансиона, он не стал претендовать на государственное обеспечение своего «студентства». Возможно, это было как-то связано с предоставленной ему ранее привилегией бесплатного обучения в пансионе. Впрочем, многие страницы биографии Каткова всё еще трудно прочитываются исследователями.
В середине 1830-х годов казеннокоштные студенты жили в общежитии, занимавшем верхний этаж старого здания университета на Моховой. Распорядок дня был строго определен. Подъем в 7 утра, в 8 — чай с булками, в 14.30 — обед, после которого в номерах занимались до 20 часов. Затем ужин и в 23 часа отбой. Спать шли в дортуары в правом крыле здания. Между номерами и дортуарами имелась большая комната для бритья, умывания и т. п. На этаже был небольшой кабинет, где находился субинспектор, следивший за поведением студентов[123]. Лекции в университете начинали читаться в 10 утра и продолжались без особых перерывов до 14 часов, так что невнимательный или опоздавший студент не всегда мог сразу понять, какого профессора он в данный момент слушает.
В университет надо было являться в форменных сюртуках (двубортный с металлическими желтыми пуговицами) и темно-зеленой фуражке с малиновым околышем. Кроме того, имелась парадная форма: однобортный темно-зеленый суконный мундир с фалдами, малиновым стоячим воротником и двумя золотыми петлицами, треугольная шляпа и гражданская шпага без темляка. До трети состава студентов университета в эти годы составляли казеннокоштные, жившие на всем готовом, но по окончании они должны были несколько лет провести на государственной службе. «Казеннокоштный» Буслаев с первых дней пребывания в университете зарекомендовал себя с лучшей стороны. Ему мы обязаны подробностями студенческой жизни курса, на котором им суждено было учиться с Катковым четыре года. А время студенчества, как известно, едва ли не самое светлое, памятное и беззаботное в жизни любого человека.