Читаем Михаил Катков. Молодые годы полностью

Принципиальный для академической корпорации вопрос об автономии и самоуправлении университетов в России всегда решался в зависимости от складывающегося общего контекста. В ситуации укрепления Николаем государственной политики в сфере просвещения и становления официальной имперской идеологии университеты, готовящие кадры для государственных учреждений, не могли долго оставаться без внесения соответствующих акцентов со стороны верховной власти. Другое дело, кому именно император Николай Павлович доверял и в каких пределах самостоятельности дозволял осуществлять эту политику. Назначение на должность попечителя в Москву графа Строганова и его последующая деятельность на этом посту — пример одного из удачных решений в идеологической сфере, имевшего свои положительные последствия в судьбе не только Московского университета, но и в более дальней перспективе развития всего имперского проекта, нуждающегося в обновлении и притоке свежих сил.

Когда А. И. Герцен, находясь за границей, писал о том, что его родной университет после 1812 года всё «больше и больше становился средоточием русского образования», он имел в виду не только его возвышение как учебного учреждения, но и роль в пробуждении национального самосознания, одним из условий развития которого в представлении Герцена являлось отсутствие в столице русского народа — царя[131]. Для Строганова, страстного патриота и убежденного монархиста, верного и честного слуги императора, главной задачей на новом посту можно было бы считать возвращение внимания государя к проблемам университета, а самого университета к решению актуальных проблем государства.

Между тем для всех, кто был причастен тогда к университетскому вопросу, было очевидным существующее противоречие в вопросе создания национальной высшей школы европейского образца. Наибольшей остроты это противоречие, как отмечал осведомленный С. П. Шевырёв, достигло в царствование Николая I. Когда, с одной стороны, заявлялось о стремлении «основать образование русского народа на тех коренных началах, которые определяются его историей и составляют крепость его жизни», а с другой — намерение «поднять и поставить университеты в уровень с современной европейской наукой»[132].

Как ни странно, взаимодействие (при известном их личном неприятии) двух Сергеев — министра Сергея Семёновича Уварова и попечителя Сергея Григорьевича Строганова — принесло свои плоды, особенно в первые годы их напряженного сотрудничества и противостояния.

Строганов застал университет далеко не в блестящем состоянии. Новое здание на Моховой (Аудиторный корпус), возводимое на месте расположенных здесь ранее строений усадьбы Пашковых, выкупленной императором специально для нужд университета в 1832 году, еще не было завершено. Дела в финансах, в обеспечении учебного процесса и кадрах оставляли желать много лучшего. И хотя в 1834 году по ходатайству только что назначенного министра народного просвещения С. С. Уварова университету была пожалована добавочная сумма в 220 700 рублей ассигнациями и из этих средств были приобретены учебные пособия и книги для библиотеки, но денег, как обычно, на всё не хватало.

Согласно новому уставу вносились изменения в структуру университета. Снова, как и во времена Ломоносова и Шувалова, были образованы три факультета: юридический, философский с двумя отделениями (словесным и физико-математическим) и медицинский. Во главе факультетов стояли избираемые деканы. На словесном (историко-филологическом) отделении, кроме политической экономии, статистики и восстановленной после упразднения в 1821 году философии, появились кафедры русской истории, истории и литературы славянских наречий, античной, восточной и отечественной словесности, что соответствовало идеологической установке министерства о придании национального характера гуманитарному образованию. Особое внимание со стороны Строганова было проявлено по отношению к профессорско-преподавательскому составу отделения. Занятия со студентами в это время вели: М. Т. Каченовский, А. В. Болдырев, И. И. Давыдов, С. М. Ивашковский, И. М. Снегирёв, Н. И. Надеждин, М. П. Погодин, И. А. Щедритский, А. М. Гаврилов, А. М. Кубарев, С. П. Шевырёв, В. И. Оболенский; позднее к ним присоединились Д. Л. Крюков, В. С. Печерин и А. И. Чивилёв[133].

В правилах Строганова было заведено едва ли не каждый день посещать лекции профессоров и внимательно слушать каждую с начала до конца, никогда не проявляя неуважения к лектору преждевременным выходом из аудитории. Во время переходных и выпускных экзаменов попечитель любил знакомиться с успехами и способностями экзаменующихся студентов, отмечая некоторых из них и следя за теми, кто уже был у него на примете. Так в поле зрения Строганова, среди прочих, попал и Михаил Катков, на которого попечитель обратил особенное внимание[134].

Перейти на страницу:

Похожие книги

14-я танковая дивизия. 1940-1945
14-я танковая дивизия. 1940-1945

История 14-й танковой дивизии вермахта написана ее ветераном Рольфом Грамсом, бывшим командиром 64-го мотоциклетного батальона, входившего в состав дивизии.14-я танковая дивизия была сформирована в Дрездене 15 августа 1940 г. Боевое крещение получила во время похода в Югославию в апреле 1941 г. Затем она была переброшена в Польшу и участвовала во вторжении в Советский Союз. Дивизия с боями прошла от Буга до Дона, завершив кампанию 1941 г. на рубежах знаменитого Миус-фронта. В 1942 г. 14-я танковая дивизия приняла активное участие в летнем наступлении вермахта на южном участке Восточного фронта и в Сталинградской битве. В составе 51-го армейского корпуса 6-й армии она вела ожесточенные бои в Сталинграде, попала в окружение и в январе 1943 г. прекратила свое существование вместе со всеми войсками фельдмаршала Паулюса. Командир 14-й танковой дивизии генерал-майор Латтман и большинство его подчиненных попали в плен.Летом 1943 г. во Франции дивизия была сформирована вторично. В нее были включены и те подразделения «старой» 14-й танковой дивизии, которые сумели избежать гибели в Сталинградском котле. Соединение вскоре снова перебросили на Украину, где оно вело бои в районе Кривого Рога, Кировограда и Черкасс. Неся тяжелые потери, дивизия отступила в Молдавию, а затем в Румынию. Последовательно вырвавшись из нескольких советских котлов, летом 1944 г. дивизия была переброшена в Курляндию на помощь группе армий «Север». Она приняла самое активное участие во всех шести Курляндских сражениях, получив заслуженное прозвище «Курляндская пожарная команда». Весной 1945 г. некоторые подразделения дивизии были эвакуированы морем в Германию, но главные ее силы попали в советский плен. На этом закончилась история одной из наиболее боеспособных танковых дивизий вермахта.Книга основана на широком документальном материале и воспоминаниях бывших сослуживцев автора.

Рольф Грамс

Биографии и Мемуары / Военная история / Образование и наука / Документальное