Михаил Катков. Молодые годы

Катков, узнав об огласке, какую его интимный эпизод обрел в Москве (опять же усердием бесцеремонного Бакунина), поступил искренне и благородно: отправил письмо Н. П. и М. Л. Огарёвым: «Со слезами на глазах, на коленях прошу я вас, простите меня, вас, которых я так недавно называл друзьями, перед которыми я так тяжко виноват, я так глубоко оскорбил тебя, Николай, перед нею же я грешен, как преступник, и ниже самого презренного животного»[283].

Сцена взаимной симпатии, свидетелем которой стал Бакунин в Москве, имела своим следствием бурное продолжение в Петербурге. Если со стороны светской замужней дамы, успевшей разочароваться в прелестях семейной жизни с поэтом-романтиком, революционером и демократом, благосклонность к Каткову, скорее всего, была минутным увлечением, мимолетным порывом, то для молодого и амбициозного литератора чувства к М. Л. Огарёвой носили, судя по наблюдениям Белинского, куда более серьезный характер.

Подтверждением этому могут служить и воспоминания А. Я. Панаевой, считавшейся приятельницей М. Л. Огарёвой, наблюдавшей за одной из встреч влюбленного Каткова. «В Петербург приехала жена Огарёва, Марья Львовна, и привезла Каткову посылку от его матери. Но она потребовала, чтобы сам Катков приехал к ней за посылкой, желая с ним познакомиться. Жена Огарёва была светская барыня, и к ней надо было явиться с визитом во фраке. Но у Каткова его не имелось. Смешно было видеть Каткова во фраке и во всем остальном платье Панаева, который был очень худой, а Катков плотного сложения. Панаев снаряжал Каткова на этот визит, как невесту: сам ему повязывал галстук и пришел в отчаяние, что Катков перед одеванием пошел в парикмахерскую у Пяти Углов и явился оттуда круто завитой и жирно напомаженный какой-то дешевой душистой помадой. Панаев доказывал Каткову, что нельзя с такой вонючей помадой явиться в салон светской дамы, и Катков, веруя в знание светских приличий Панаева, покорился, смыл помаду с волос. Катков в узком платье не смел сделать движения, боясь, что на нем лопнет фрак. Меня удивило, что Катков так волнуется от визита к светской барыне. Он сам не раз говорил при мне, что презирает светское общество, что он студент-бурш, и подтрунивал над слабостью Панаева к франтовству и светскому обществу.

Катков возвратился домой в ужасном огорчении, с посылкой в руках, которую с досадой швырнул на пол. Его мать через какого-то знакомого просила Огарёву передать сыну несколько пар белевых носков своей собственной работы и три пары нижнего белья из тонкого холста; всё это было завязано в узелок старого носового платка, так что можно было видеть всё в нем содержащееся. При узелке было письмо на серой бумаге, сложенное трехугольником и запечатанное вместо печати наперстком.

Катков считал себя страшно скомпрометированным в глазах светской дамы этой посылкой, но он ошибся: вскоре Огарёва пригласила его к себе на вечер очень любезной запиской. Я слышала разноречивые мнения о жене Огарёва: одни говорили, что она пустая, напыщенная, светская барыня, совсем неподходящая к поэтической натуре ее мужа; другие, напротив, восхищались ею, находя в ней возвышенные стремления. Катков нашел Огарёву очень образованной женщиной, интересующейся наукой, литературой и музыкой»[284].

Авдотья Яковлевна Панаева была уверена, что именно отношение к женщине лучше всего характеризует мужчину. Способность разглядеть нечто возвышенное, что недоступно взорам других, пусть даже и близких людей, сама по себе являлась достоинством, отличавшим высокое чувство влюбленного человека. Судя по всему, Катков испытывал именно такое чувство к Огарёвой, тем обиднее для него были инсинуации Мишеля (Бакунина), чья бестактность и грубость давно стали предметом неприятия в кругу его товарищей.

Даже добродушный Константин Аксаков в письме к братьям Г. С. и И. С. Аксаковым (5 декабря 1838 года) делился своими переживаниями: «с Бакуниным я совершенно расстался и утвердился, что этот человек стоит только презрения; словом сказать, человек гадкий и даже подлый. Еще до моего путешествия много я находил в нем гадкого. Бел[инский] и Бот[кин] тоже, и мы все завели с ним переписку, в которой решились сказать ему правду»[285].

Характер Бакунина вспыльчивый, неуравновешенный, задиристый, тщеславный, способный подвигнуть его обладателя как на возвышенный и благородный, так и на низкий поступок. Однако в том, что произошло на петербургской квартире Белинского, высветились не столько какие-то новые грани бакунинской натуры, сколько была продемонстрирована решимость и решительность Каткова отстаивать свою честь, достоинство и свои чувства.