Н. А. Любимов, имевший возможность хорошо изучить своего старшего товарища и коллегу, отметил одну особенность Каткова: «Мир, в котором жил Михаил Никифорович, не был тот мир, который в данную минуту непосредственно окружал его в действительности. Это было заметно даже в особенностях его неопределенного взора, который делал впечатление на всех, его знавших, как нечто оригинальное, ему принадлежавшее. Он имел обыкновенно дело не с людьми и вещами в их реальной полноте существования, а с образами людей и вещей, как стояли они перед его могущественным умственным прозрением при освещении той или другой мысли, всецело поглощавшей его в данную минуту»[277]
. Подводя итог своим наблюдениям, Любимов заключает: «Признание сверхчувственного мира, стремление к нему есть одна из самых существенных черт духовного существа М. Н. Каткова. Она обнаружилась уже в ранней юности. Будущий ученик Шеллинга, последователь его философии божественного откровения, — что не мешало ему быть трезвым и практическим политиком, — уже тогда был полон идеалом сверхчувственного мира, не оставлявшим его во всю жизнь»[278].В этом мире фантазий и грез, мистерий и химер свое особое место занимали женские образы. Они с детства вошли в его душу и навсегда поселились в ней. Маменька, ее приятельницы и подруги, знакомые и неизвестные девушки и дамы, сестры и жены товарищей постепенно или внезапно вторгались в пространство его чувственной натуры и наполняли ее самыми смелыми мечтами.
И в Москве и Петербурге один из этих образов явился во всем великолепии, блеске, величии и трагизме.
Осенью 1839 года произошло событие, имевшее важные последствия в биографии нашего героя и в жизни кружка Белинского в целом. В арбатской квартире Николая Платоновича Огарёва (Арбат, 31), только что вернувшегося после ссылки в Москву, Михаил Никифорович Катков познакомился с женой хозяина дома Марией Львовной Огарёвой (1817 (?)-1853), урожденной Рославлевой, и страстно влюбился в нее.
Мария Львовна была дочерью бедного помещика. Рано оставшись сиротой, она воспитывалась в семье своего дяди, пензенского губернатора Панчулидзева. Огарёв, отбывая ссылку в канцелярии провинциальной Пензы, довольно тесно по делам службы общаясь с губернатором, часто бывал у него дома и не мог не обратить внимания на его племянницу, очень интересную молодую девушку — привлекательную брюнетку с живым и миловидным лицом, выразительными, умными и печальными глазами и грациозной фигурой.
Портрет М. Л. Огарёвой работы Пимена Никитича Орлова (1844) находится в Третьяковской галерее и украшает один из ее залов. Трагическая судьба этой женщины, вызывавшей сильные и противоречивые чувства у знавших ее мужчин, просматривается в полотне художника, уловившего в ее облике притягательность и надлом, так привлекавшие в ней современников.
Именно ее образ, по некоторым данным, стал прототипом жены Лаврецкого Варвары Павловны в романе И. С. Тургенева «Дворянское гнездо» (1856–1858).
В оценке М. О. Гершензона, Мария Львовна Огарёва олицетворяла собою каприз и легкую женственность и представляла собой натуру даровитую, гибкую, смелую. «Она была действительно „изменчива как волна“, и законы света были ей нипочем»[279]
.Огарёв мечтал о верной спутнице жизни, разделяющей его идеи, каковой поначалу и показалась ему Мария Львовна. В феврале 1836 года Огарёв объяснился с Марией Львовной Рославлевой. Между обручением и свадьбой, состоявшейся в 1838 году, Огарёв писал невесте: «Единственная, которую я могу истинно любить, это ты, и я клянусь тебе, что эта любовь будет вечною.»
Однако обоих постигло разочарование: и любовь, и брак оказались недолговечны и закончились печальной развязкой.
Вскоре после женитьбы скончался отец Огарёва, оставивший сыну в наследство несколько десятков тысяч десятин земли обширных поместий с четырьмя тысячами душ крепостных. Николай Платонович немедленно принялся разрабатывать план освобождения своих крепостных и организации крестьянских общин и отчасти его осуществил, отпустив на волю 1800 крестьян рязанского села Белоомут. «Неужели же я должен отказаться от моих планов, — писал он жене в ответ на ее упреки, — благородных, гуманных, честных, для того, чтоб развлекаться всю жизнь?»
Мария Львовна к этому времени добилась разрешения перевода супруга в Москву, сама, сделавшись хозяйкой модного салона, целиком ушла в светскую жизнь, вовлекая в нее Огарёва, стараясь оторвать его от друзей и прежде всего от Герцена.
Между прочим, члены кружка Огарёва — Герцена на своих журфиксах «с угощениями» на Арбате обсуждали самые разные современные направления, идеи и теории: о роли живого чувства и любви в эволюционном развитии человечества, о философии Гегеля и о произведениях Жорж Санд.