Михаил Кликин. Сборник

— Не бойся, дитятко. Не бойся. Ты, чай, и не с такими зверями встречалась. Этот только на вид страшный, а так-то он ласковый. Не веришь? У Любы, у Лешачихи нашей спроси, она знает, она скажет. Добрый он, и работящий. Хороший мужик, не зверь какой-нибудь непутный. Ты уж будь с ним ласкова. Ты уж с ним как-нибудь… И всё хорошо будет. Всё хорошо. Поживёшь тут у нас до лета, а там, глядишь, и сама останешься. Нельзя нам без мужика, Наташа… Никак нельзя… Ох, никак…

Дом на отшибе

Чёрного человека Анна Николаевна увидела, когда поздно вечером возвращалась домой с дальнего ягодника.

— А я и гляжу, — рассказывала она всем на следующий день, делая круглые глаза и промокая слюнявый рот углом головного платка. — Чужой. Не наш. И одет чудно. Здравствуйте, говорю ему. А он так странно повернулся, будто шею выкрутил, — и вроде бы зашипел на меня, неслышно так. Я пригляделась — батюшки! — а через него окошко видно. Степановых дома окошко — просвечивает. Тут уж мне будто в голову тяпнуло — и не помню ничего. Ужас! Очнулась в избе. Занавески задёрнула, на печь забралась, лежу, думаю, стукнет сейчас кто в окно или в дверь — сразу со страху и помру.

— Так это отец Гермоген был, — важно сказал дед Артемий, выслушав соседку. — Он и раньше появлялся. Я, было дело, видел его как-то. Точно, как ты говоришь: большой, огрузлый, в чёрной рясе, и видно сквозь него.

А вот Василий Дранников бабке не поверил. Заметил рассудительно, как и положено человеку с высшим образованием:

— В сумерках чего только не привидится. Ты бы уж народ не смешила. Придумала тоже: чёрный человек.

А жена его, Светка, улыбнувшись, добавила:

— Ты у нас чисто сорока, баба Аня. Всё через тебя узнаём. То чёрная машина, то чёрный человек. Что дальше-то будет?

На сороку Анна Николаевна обиделась. Буркнула:

— Смейтесь, смейтесь. Про машину тоже говорили, что привиделась…

Чёрный джип Анна Николаевна заметила два дня назад. Рано утром, ещё затемно, отправилась в лес за черникой и, проходя мимо каменного, давно заброшенного дома, увидала за кустами плоскую лакированную крышу автомобиля. Удивилась, кто бы это мог быть, подумала сперва, что, наверное, городские заехали в одичалый безнадзорный сад. Да только ведь не сезон: малины почти нет, терновник не вызрел, яблоки вообще не уродились, да и рано ещё для яблок-то.

Так чего же им тут надо?

Подкралась Анна Николаевна ближе. Подивилась на невиданную машину, внутри которой, наверное, десять человек могли спокойно рассесться. По налипшей грязи да по следам поняла, почему никто не слышал, как приехало в деревню это железное чудище: прибыло оно с неезженной стороны, по старой дороге, что шла мимо кладбища и терялась в лесу. Когда-то это был короткий путь в соседний район; теперь тут разве на танке проехать можно.

Ну или на такой вот громадине: вон колёса-то, шире тракторных.

В доме что-то громыхнуло: будто железяку какую уронили или специально бросили, и Анна Николаевна вздрогнула. Вспомнилось, как лет пять назад вот такие же вот заезжие убили старушку в соседнем Ивашеве, вынесли из дома все иконы и фарфоровый сервиз.

Много людей сейчас повадилось по заброшенным деревням ездить: одни полы в заброшенных избах снимают, другие по чердакам разное старьё ищут, третьи просто хулиганят: оставшуюся мебель крушат, стёкла бьют, печи раскурочивают. Забавы ради могут целую деревню подпалить.

А этим-то чего надо? Почему тихо приехали, ночью, с заброшенной стороны? Заблудились, настоящей дороги не знали или таятся?

В заколоченном окне мелькнуло что-то, и Анна Николаевна совсем перепугалась. Забыв о ягодах, пригнулась, повернула назад. Сперва быстро шагала, оглядываясь, потом не выдержала, побежала. Пока добралась до крайней жилой избы, всё прокляла: и себя, старую, неуклюжую, и сапоги неудобные, и портянки некстати сбившиеся, и тропку неровную. Ворвалась в деревню красная, задыхающаяся, едва живая. Переполошила спящих ещё Степановых: забарабанила им в окно, крича сама не понимая что, торопясь высказать всё сразу, а оттого сбиваясь, впустую тараторя.

Ну, чисто сорока.

Иван Степанов вышел на крыльцо с ружьём. В трусах, фуфайке на голо тело — и с заряженным ружьём на руках. Спросил, колко оглядывая округу из-под седых бровей:

— Что?

И Анна Николаевна вдруг сообразила, до чего смешны и надуманы её страхи, потеряно махнула рукой и, чувствуя, как отнимаются ноги, опустилась на скамью, что была вкопана ещё отцом нынешнего хозяина…

Ближе к вечеру собравшиеся мужики всё же сходили посмотреть, кто это приехал в заброшенный дом. Степановское ружьё пока решили не брать. А, вернувшись, доложили:

— Из города. Трое. Один как бы за главного. Говорит, что хочет дом купить.

— Председателев дом? — удивился дед Артемий, с мужиками не ходивший. — Каменный, на самом отшибе?

— Его.

Дед нахмурился, покачал головой:

— Ох, как бы не вышло чего. В том доме уж сколько лет никто не живёт. И неспроста…

* * *