Читаем Михаил Ульянов полностью

К шести часам вечера стол в гостиной ломился от яств. Сперва в квартире появился тот же капитан КГБ Митрохин с двумя сотрудниками своего ведомства, один из которых, молодой, мордастый, представился Сергеем и очень обрадовался тому факту, что мы с ним тёзки. Шаг за шагом, метр за метром они обследовали все пять комнат, балконы, кухню, ванную, туалет, антресоли, кладовую, кое-где включая прибор, похожий то ли на счётчик Гейгера, то ли на портативный миноискатель. «Шестой, шестой, я девятый, всё чисто, — доложил Митрохин по рации. — Вы извините, — сказал нам, — но с этой минуты мы вас уже оставить не сможем — до тех пор, пока высокий гость ваш не уедет». — «Понимаем, — сказала Алла Петровна. — По чашке чая или кофе?» — «Мы долго тут у вас кофе будем пить». — Митрохин изобразил на неброском среднестатистическом лице некое подобие улыбки. Вынося мусор, я и на лестничных площадках подъезда — на пол-этажа выше и ниже — обнаружил дежуривших по двое сотрудников Девятого управления КГБ. «Что, не исключено покушение?» — осведомился я. Но чекист, отвернувшись, сделал вид, что не расслышал и вообще совсем по другому здесь поводу. И на детской площадке во дворе узрел я двух в штатском. И даже на крыше противоположного дома что-то ремонтировали — несмотря на темноту и неурочный час. «По-хорошему, — шепнул Ульянов, — на кухне они должны были бы в шашки играть».

Мы уже истомились, когда в девятом часу вновь вошли двое чекистов, ещё раз всё проверили, вышли — и появился Рауль. Ничего общего не имеющий с Фиделем, сухощавый, жилистый, невысокий, с лисьими чертами лица, востроглазый, он с порога обнял Ульянова и по-русски трижды расцеловал, радостно твердя: «Ж-жюков! Ж-жюков! Ка-ра-шо!..» Переводчик был настолько профессионален, бесцветен, компактен, что его присутствие стало заметно, да и то едва, уже за столом, после второй или третьей рюмки водки. Он сидел за левым плечом Рауля и тихонько беспрерывно журчал, как ручей, ему на ухо. Когда звучали вопросы, была полная иллюзия, что задаёт их сам Рауль.

Застольная беседа началась, естественно, с русских морозов, обилия снега, охоты на кабана и лося в Завидове. «Ты не охотник?» — спросил у Ульянова Рауль, без церемоний, по-партийному сразу перейдя на «ты». «Да нет, — отвечал Михаил Александрович. — Рыбу иногда ужу в охотку, но редко удаётся: на Байкале ловил, на Сахалине, у себя на родине… А вы заядлый охотник, товарищ Кастро?» — «Люблю пострелять. Но не с вышки, как это у них в Завидове заведено. Брату, когда с Никитой Хрущёвым он там охотился, лося привязали, стреляй, мол, — брат сказал, что по привязанному зверью не стреляет, с чем и уехал, вызвав, как мне теперь рассказали, целый переполох… А маршал Жуков, интересно, хорошим был охотником? Вообще, что он за человек? Говорят, славился беспощадностью, но имеет ли право полководец быть мягкосердечным, милосердным? Щадил ли Александр Македонский? Суворов? Наполеон Бонапарт? Так кто он — маршал Жуков, выигравший великую войну?» Ульянов отвечал, что лично знаком с маршалом не был, Рауль не верил, говорил, что, не зная лично, столь достоверно, что весь мир поверил, сыграть невозможно, а мир поверил и никакого другого Жукова бы уже не принял, даже если б настоящий Жуков, как сказал брат Фидель, сыграл бы самого себя. Однажды так и было. Что-то не похож Жуков сам на себя, сказал президент Аргентины, когда вместе смотрели документальный фильм про Жукова, а когда появился на экране читавший дикторский текст артист Ульянов, вскричал: вот он! Вот он!.. Ульянов смущённо пожимал борцовскими плечами, отнекивался, но явно был польщён оценкой, даже раскраснелся, хотя не выпил ни грамма водки. Ещё бы! Второе лицо государства, расположенного за океаном, на другом, американском континенте, сидит за его столом и нахваливает, поднимает тосты за «крупнейшего, выдающегося, потрясающего актёра». «Мы считаем, что все эти американцы — дерьмо!» — говорил, выпивая и закусывая, главнокомандующий. «У них реклама, у них миллионы и миллионы вонючих долларов — у Марлона Брандо, Джека Николсона, Аль Пачино… А маршала Жукова бы никто лучше сыграть не смог!» — «Это точно, — соглашалась Алла Петровна. — Вы, товарищ Рауль Кастро, на грибки налегайте, сами собирали, моя дочь — специалист по грибам! Вот эту капустку попробуйте с клюквой — сами квасили. А сальце каково? Сами солили…»

Слово за словом, рюмка за рюмкой — Рауль оказался потрясающе информированным — он вспоминал картины «Добровольцы», «Дом, в котором я живу», «Братья Карамазовы», «Бег», «Битва в пути», «Блокада», «Тема», «Без свидетелей»… Михаила Александровича таким, тающим, как мороженое, я не видел ни до, ни после того ужина. «Я хочу выпить за рыцаря, — провозгласил тост Ульянов, подняв бокал, — за великого романтика — за товарища Фиделя!» Алла Петровна, тоже слегка выпив, похвалилась, что её «любимый зять» учился на Кубе — и речь зашла обо мне.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное