Еще раньше, в 1888 году, художник делает эскиз на тему «Видение Минину преподобного Сергия». Видимо, мысль о роли Сергия в нравственном сплочении народа владела художником и входила как один из основных моментов в его представление об образе Сергия Радонежского. К тому же Сергий почти первым ввел на Руси монашеское подвижничество, заключавшееся в совершенно уединенном пустынножитии и получившее в дальнейшем широкое распространение.
Обращение к образу Сергия после картины «Пустынник» весьма закономерно. Это были поиски конкретного исторического факта, оправдывающего довольно оторванную от общественной жизни тех лет концепцию художника. Это было своего рода искание реального нравственного идеала в прошлом[39]
. Однако картины, посвященные жизни Сергия Радонежского, не были историческими. Нестеров говорил впоследствии С. Н. Дурылину: «Зачем искать истории на этих картинах? Я не историк, не археолог. Я не писал и не хотел писать историю в красках. Это дело Сурикова, а не мое. Я писал жизнь хорошего русского человека XIV века, лучшего человека древних лет Руси, чуткого к природе и ее красоте, по-своему любившего родину и по-своему стремившегося к правде. Эту прекрасную жизнь я и пытался передать в „Отроке Варфоломее“ и других картинах. Я передаю легенду, сложенную в давние годы родным моим народом о людях, которых он отметил своей любовью и памятью»[40]. Эти слова художника прекрасно раскрывают концепцию произведений этих лет.В 90-е годы жизни Сергия Радонежского были посвящены пять крупных произведений. Это — «Видение отроку Варфоломею» (1889–1890), «Юность преподобного Сергия» (1892–1897), «Труды преподобного Сергия» (триптих, 1896–1897), «Преподобный Сергий» (1898), а также эскизы к картине «Прощание преподобного Сергия с князем Дмитрием Донским» (1898–1899).
Первым произведением этого цикла была картина «Видение отроку Варфоломею» (1889–1890; Третьяковская галлерея), появившаяся на XVIII передвижной выставке. Работать над нею Нестеров начал в 1889 году.
После заграничного путешествия, которое длилось три месяца, Нестеров приезжает в Москву, и в деревне Комякино, около Абрамцева, принимается за этюды. Первые наброски относятся к 1889 году. Как правило, это конкретные пейзажные зарисовки, оживленные человеческими фигурами. В том же году появляются эскизы, очень близкие к окончательному варианту.
При работе над своей картиной Нестеров придавал первостепенное значение пейзажу. К 1889 году относится небольшой живописный этюд (собрание Н. М. Нестеровой, Москва), послуживший основой решения пейзажного фона. В своих воспоминаниях художник писал: «Как-то с террасы абрамцевского дома моим глазам неожиданно представилась такая русская, русская красота: слева лесистые холмы, под ними извивается аксаковская Воря, там где-то розовеют дали, вьется дымок, а ближе капустные, малахитовые огороды. Справа золотистая роща. Кое-что изменить, добавить, и фон для „Варфоломея“ такой, что лучше не придумаешь. Я принялся за этюд, он удался, и я, глядя на этот пейзаж, проникся каким-то чувством его подлинной „историчности“. Именно такой, а не иной, стало казаться мне, должен быть фон к моему „Варфоломею“. Я уверовал так крепко, что иного и искать не хотел»[41]
.Найдя убедительный пейзаж, уже написав фигуру мальчика и некоторые пейзажные детали картины, художник никак не мог найти голову для отрока, однако вскоре пришло и это.
«Было начало октября, — вспоминает Нестеров. — Вся композиция картины жила перед глазами в набросках, а вот головы мальчика, что мерещился мне, не было. Однажды, идя по деревне, я заметил девочку лет десяти, стриженую, с большими, широко открытыми удивленными глазами, болезненную, со скорбным, горячечно дышащим ртом. Я замер как перед видением. Я нашел то, что грезилось мне. Это был „документ“ моих грез. Я остановил девочку, спросил, где она живет, узнал, что она „комякинская“, что она дочь Марьи, что изба их вторая с края, что зовут ее так-то, что она долго болела грудью, что недавно встала и идет туда-то. На первый раз довольно. Я знаю, что делать дальше»[42]
.Вскоре был написан этюд с этой девочки (1889; Третьяковская галлерея). «Работал напряженно, старался увидеть больше того, что, быть может, давала мне модель. Ее бледное, осунувшееся, с голубыми глазками личико было моментами прекрасно, и я это личико отожествлял со своим Варфоломеем. У моей девочки было хорошее личико, но и ручки такие худенькие, с нервно сжатыми пальчиками, и я нашел не одно лицо, но и руки будущего преподобного Сергия (отрока Варфоломея). В два-три сеанса этюд был готов»[43]
.После того как был сделан маслом эскиз картины, Нестеров, перебравшись в деревню Митино (близ Абрамцева), во второй половине сентября начал рисовать картину углем на большом холсте. Однако закончена она была уже в Уфе.