Михайлов или Михась?

– Признаться, я полагал, что все эти документы уже имеются в деле, и потому с собой не взял никаких материалов. Впрочем, я должен проверить, – забормотал полицейский, водрузив прямо на свидетельскую трибуну свой портфель, открыл и на глазах у всех стал перетряхивать его содержимое. Потом он захлопнул портфель, беззвучно пошевелил губами, снова портфель открыл и извлек оттуда несколько скрепленных листков бумаги с текстом, напечатанным на иврите. Эти листки господин Раскис издали продемонстрировал сначала судье и присяжным, затем прокурору, после чего проворно убрал их в портфель, напыщенно заявив, что в случае надобности суд может рассчитывать на получение данного материала.

Что же произошло на самом деле? В свое время следователь Зекшен несколько раз посетил Израиль. Многократно перечитав протоколы допроса Михайлова израильским полицейским, Зекшен не приобщил к делу полной стенограммы допроса, а повыдергивал из нее лишь те страницы, которые, как ему казалось, могли впоследствии скомпрометировать Сергея Михайлова. Но все подозрения рассыпались, словно песочный домик, под напором волны, и Зекшену, в конце концов, не оставалось ничего иного, как вовсе изъять из дела израильский эпизод. Не пригодились ему в том числе и банковские документы. Дело в том, что Израиль не раз заявлял во всеуслышание, что не собирается выдавать банковские тайны тех вкладчиков, дела которых по тем или иным поводам разбираются следственными органами других стран. Однако по поводу Сергея Михайлова Израиль позволил себе необъяснимое отступление от общего правила. Из банка в адрес следователя поступила бумага, в которой не только указывались количество денег, помещенных на счет, и их прохождение, но даже и многочисленные детали, так сказать, частного порядка. Так, например, в присланном из Израиля документе содержались показания банковских служащих, которые рассказывали, как, например, был одет господин Михайлов в тот день, когда явился в банк, какие люди его сопровождали. Но в итоге даже Жоржу Зекшену стало понятно, что появление в банке Михайлова в сопровождении переводчика, одинаково хорошо знающего как русский язык, так и иврит, еще не является криминалом.

Впрочем, Зекшену и в голову не пришло проинформировать своих израильских коллег о том, что материалы по Израилю за полной их бездоказательностью им из дела почти полностью изъяты. Так что Рувен Раскис, явившись в суд в качестве свидетеля обвинения, оказался перед председательствующей и присяжными, как говорят в Израиле, с опрокинутым лицом.

Услышав, что вопросов к нему больше нет, полицейский из Израиля поспешно удалился. А госпожа Сталдер объявила, что на сегодня допрос свидетелей закончен и она приступает к чтению документов, приобщенных к делу. Оглашение этих документов продлилось до позднего вечера, и это был единственный день процесса, когда пресса позволила себе передышку. Впрочем, на следующий день выяснилось, что отдыхали далеко не все журналисты. Ежедневная газета «Трибюн де Женев» решила и на этом безрыбье поймать щуку. С утра весь город был завален листовками с кричащим заголовком

«Специальный агент ФБР разоблачает “крестного отца” русской мафии». С помещенной в центре листовки фотографии глядело строгое, неулыбчивое лицо Роберта Левинсона. Но, несмотря на призывную листовку, выпущенную, совершенно очевидно, для поднятия тиража, «Трибюн» все же не рискнула исказить суть свидетельских показаний Левинсона и ограничилась лишь броским заголовком, суть которого никак не соответствовала содержанию статьи.

От первого лица

Сергей МИХАЙЛОВ:

У меня действительно были планы, связанные с развитием бизнеса в Израиле, но почти с самого начала все в этой стране не заладилось. Не получились деловые контакты, да и личные отношения не сложились. Мне бы не хотелось в подробностях говорить об этом неудачном и довольно скоротечном браке. И вовсе не из-за нежелания ворошить грязное белье. Я вообще считаю: не по-мужски обсуждать поступки женщины. Ну, если говорить совсем коротко, то скажу лишь то, что это был роман, быстро вспыхнувший и также быстро угасший. Уже вскоре я понял, что мою избранницу не устраивает участь жены, которая верно ждет мужа, мотающегося по всему белу свету. Я не стал препятствовать ее