Михайлов или Михась?

— Нет, я ссылаюсь сейчас на оперативные данные московской милиции. Именно эти оперативные данные мы собирались использовать на процессе, который был возбужден в 1997 году по факту существования «Солнцевской» ОПГ.

— Но ведь в 1997 году вас уже не было в России, откуда же вам все это известно? — спросила госпожа президент суда.

— Я вынужден постоянно звонить в Россию. Так как мне и моей семье грозит физическая расправа, я должен быть постоянно в курсе того, что происходит с солнцевскими.

— Уточните, пожалуйста, все, что касается угроз в ваш адрес и в адрес вашей семьи.

— Впервые я заметил, что за мной следят, в 1989 году. Это было вскоре после того, как я участвовал в задержании членов «Солнцевской» и «Ореховской» преступных группировок. По телефону стали передавать угрозы, потом мне предложили деньги, чтобы я не мешал. Когда я ответил отказом, мне устроили дорожно-транспортное происшествие. Дело было так. Я ехал на машине, и меня неожиданно резко обогнала другая машина, создав такую ситуацию, когда я не мог затормозить. В результате я врезался в столб. Мои преследователи, вероятно, решили, что я мертв, и уехали. Преступники хотели похитить мою дочь, и только случайность предотвратила это похищение.

— Что послужило причиной вашего отъезда в Женеву? — спросила судья.

— Впервые я приехал в Женеву в начале 1997 года. После возвращения в Москву из разных источников стала поступать информация о том, что меня хотят убить, также информация о том, что хотят расправиться и с моей семьей. Об этом мне говорили мои сослуживцы.

— Какие конкретные причины побудили вас покинуть навсегда Россию и выбрать местом жительства Швейцарию? — попыталась уточнить госпожа Сталдер. — Расскажите, что произошло с вами.

— Общая обстановка была нагнетена до предела, — начал пространно отвечать Упоров. — Один из информаторов сообщил, что видел на столе у моего начальника бумагу, на которой были записаны мой домашний адрес, а также подробный распорядок моего дня, время и маршруты моих поездок на работу и с работы, места, где я чаще всего бываю. Такая бумага могла означать только одно — меня хотят устранить физически. К тому же я имел информацию, что Аверин дал указание Пограмкову, чтобы тот подключил все свои коррумпированные связи для моего увольнения из милиции. Вскоре мне передали устный разговор, который произошел между Авериным и Таммом. Аверин сказал: «Его надо стереть в порошок». Речь шла обо мне. А буквально через несколько дней эту фразу, как сообщил другой информатор, дословно повторил один из моих начальников, который тоже сказал, что меня надо стереть в порошок. У меня не было оснований не доверять моим источникам, так как их информация всегда подтверждалась. Так, один информатор сообщил, что в обмен на мое молчание мне хотят предложить роскошную квартиру. И действительно, через несколько дней начальство предложило мне квартиру. Но я отказался. Особенное напряжение я стал ощущать с августа 1997 года. Я получил информацию о том, что солнцевские лидеры дали распоряжение своим людям сделать все, чтобы не допустить меня до показаний в суде. Это означало, что они получили разрешение на мое физическое устранение.

— Скажите, свидетель, а вы лично от кого-нибудь получали угрозы? — последовал вопрос судьи.

— У нас говорят, что солнцевские не угрожают. Они уничтожают. Я знал, что в среде нашей милиции есть люди, связанные с солнцевскими. Один из таких людей подошел ко мне и сказал напрямую, что если я не откажусь от дачи свидетельских показаний, то меня убьют. Я сменил место жительства, стал осторожнее, но вскоре опять обнаружил за собой слежку. Через несколько дней я убедился, что следящие за мной люди хорошо знают мой новый адрес. Я попросил у себя на работе обеспечить меня охраной, но мне было отказано.

— Когда вы уехали в Швейцарию?

— 14 октября 1997 года.

— Один?

— Вместе с членами семьи.

— Но кто-то из членов вашей семьи остался в Москве.

— Остались мои родители, которые по состоянию здоровья и в связи с работой не могут уехать из России.

— А они тоже подвергаются угрозам?

— К счастью, солнцевским не известны ни домашний адрес, ни места работы моих родителей. Хотя отцу уже звонил какой-то неизвестный, интересовался, где я нахожусь. Я очень за них боюсь. Но я понимаю, что здесь, на суде, я должен сказать всю правду.

— Почему вы думаете, что этот неизвестный действовал по поручению солнцевских?

— Этот номер телефона не был известен никому у меня на работе, его не знали даже мои друзья. Понадобиться он мог только тем, кто желал моего устранения.

— У меня больше нет вопросов к свидетелю, — провозгласила госпожа президент суда. — Прошу вас, господин прокурор.

— С какого момента солнцевские приобрели вес в Москве? — приступил к своим вопросам прокурор Жан Луи Кроше.

— Как рэкетиры они стали известны в 1988 году, а уже в 1991 году мы классифицировали их как устойчивую группу, а в 1992 году — как организованную преступную группировку.

— Значит, вы заметили эволюцию?

— Все заметили.

— Чем вы можете подтвердить, что вам угрожали именно солнцевские?