Михайлов или Михась?

— Тогда тем более непонятно, почему все эти документы российские власти не передали швейцарскому правосудию.

— Я уже объяснил, что в России очень сильна коррупция.

— Коррумпирован весь правоохранительный аппарат? — изумился Реймон.

— Не весь, но многие, в том числе и руководители.

— Вы сказали, что прокурор развалил дело Михайлова по кооперативу «Фонд». Заместитель прокурора Москвы тоже коррумпирован?

— Я не уверен в этом на все сто процентов.

— Но подозреваете его в этом?

— Это мое сугубо личное мнение, я на нем не настаиваю.

— После возвращения из Женевы вы дали интервью газете «Коммерсант». Какая в этом была необходимость, ведь полицейские стараются как можно реже встречаться с прессой для сохранения тайны следствия?

— Журналисты обратились к Климкину и сказали, что у них есть копия протокола моего допроса в Женеве. Я не знаю, как попала к ним эта копия, но она была или умышленно искажена, или допущены ошибки во время перевода. Я считал своим долгом встретиться с журналистами и рассказать им всю правду.

— Вы поставили в известность об этом свое руководство? Может быть, после встречи сообщили об ее итогах, как это делается полицейскими всего мира.

— Я не считал себя обязанным докладывать о своих встречах с прессой, тем более что я всегда говорил правду.

Было уже восемь часов вечера, когда судья объявила очередной короткий перерыв. Обычно репортеры первым делом бросались к своим телефонам, потом атаковали автоматы, наливающие кофе и чай. Сейчас я обратил внимание, что у автоматов с напитками почти не было очереди — кое-кто из журналистов покинул Дворец правосудия. После перерыва в зале вообще не было ни одного представителя российской прессы. Им не нужен был свидетель, не столько обвиняющий, сколько оправдывающийся. А за дело взялся адвокат Паскаль Маурер. Невысокого роста, кудрявый и очень подвижный, он внешне никак не походит на почтенного адвоката, тем более воз-главляющего коллегию адвокатов Женевы. Сидеть на одном месте для Маурера — сущая мука. Он бегает по залу, без всякого смущения здоровается с многочисленными знакомыми, но при этом ни малейшая деталь не ускользает от его внимания. Всякий раз, когда Маурер замечает какое-либо несоответствие или несуразицу, он резко отбрасывает отороченный мехом горностая конец своей адвокатской мантии и морщится, как от острой зубной боли. Если Реймон в своем допросе свидетеля походил на танк, угрюмо продвигающийся вперед и ломающий все препятствия, то Маурер брал с наскока.

— Был ли осужден Виктор Аверин? — задал он вопрос Упорову.

— За какое преступление? — попытался уточнить свидетель.

— Я вас спрашиваю? — не поддался на уловку адвокат.

— Да, Аверин ранее был судим.

— За что?

— Не помню точно, но, по-моему, за убийство.

— Господин Упоров, вы сказали, что имеете юридическое образование. Вы знаете, что такое ложные свидетельские показания?

— Да.

— Хорошо, тогда продолжим. У вас новая семья?

— Да.

— Вы сказали, что та ваша дочь, которую хотели похитить, жила вместе с вашей прежней женой. И вы высказывали опасения, что жизни вашей прежней жены тоже угрожает опасность. А где сейчас ваша дочь и ваша первая жена?

— Они остались в Москве. Но я не хочу говорить о своих родственниках.

— Хорошо, я просто хочу узнать, приехали ли вы в Женеву со своей новой семьей и живет ли она сейчас с вами.

— Да.

— Я, господин Упоров, понятия не имею, сколько денег получает в России полицейский вашего ранга.

— Примерно шестьсот долларов в месяц.

— А на какие средства вы живете в Швейцарии с октября 1997 года?

— Я попросил политического убежища в Швейцарии, и на время рассмотрения моего прошения мне выделили социальное пособие — по 300 швейцарских франков (210 долларов США. — О.Я.), а также предоставили мне временное социальное жилье, за которое не надо платить.

— Я заканчиваю свои вопросы к господину Упорову, но прошу президента суда госпожу Сталдер зачитать вслух для господина свидетеля статью 307 уголовного кодекса Швейцарии.

Мадам президент суда открыла уголовный кодекс и прочитала статью 307, в которой сказано, что лицо, принявшее присягу и давшее ложные свидетельские показания, может быть приговорено к лишению свободы на срок до 5 лет.

— Может быть, вы, господин Упоров, желаете что-либо поменять в своих показаниях? — строго спросил Паскаль Маурер.

— Я бы хотел уточнить. Уточнить в отношении Аверина. Я не утверждал, что он был осужден за убийство, я сказал «по-моему, осужден за убийство».

— А остальные свои показания вы подтверждаете?

— Да.

— Господин Михайлов, — обратилась после этого судья к подсудимому, — у вас есть вопросы к свидетелю?

— Госпожа президент суда, — поднялся Михайлов, — у меня есть вопросы к свидетелю. Но, прежде чем их задать, я бы хотел кое-что пояснить.

Антуанетта Сталдер слишком откровенно взглянула на часы.

— Уже очень поздно, господин Михайлов. Я-то готова работать до утра, но не знаю, как к этому отнесутся другие — присяжные, адвокаты, господин прокурор. Да и вам, господин Михайлов, положено отдыхать.