Михайлов или Михась?

— Я не подвергался никаким наказаниям. Моя машина всегда принадлежала мне, принадлежит и по сей день. У меня собственная квартира, и она также всегда принадлежала только мне, ни на чье имя я ее не переписывал.

П.М.:

— Нам сказали также, что вы потеряли глаз.

Л.О.:

— Какой глаз?

П.М.:

— Что значит «какой глаз»? Вы не понимаете, что такое «глаз»?

— Конечно, я понимаю, что такое «глаз». Но я спросил, какой глаз я потерял, потому что я хочу уточнить — левый я потерял глаз или правый? (Громкий смех в зале.)Судья Антуанетта Сталдер:

— У вас настоящие глаза? (Громкий смех в зале.)

Л.О.:

— У меня настоящие глаза.

Президент суда показывает свидетелю три пальца и спрашивает, видит ли Орлов, сколько ему показывают пальцев.

Л.О.:

— Каким глазом я должен посмотреть?

Не скрывая смеха, госпожа Сталдер отвечает:

— Ну давайте поочередно, сначала левым, потом правым. Леонид Орлов закрывает сначала один глаз, потом другой, отвечает, сколько пальцев показывает ему госпожа президент суда.

П.М.:

— Как вы себя чувствуете сейчас, в зале суда?

Л.О.:

— Нормально себя чувствую.

П.М.:

— Вас заставляли сюда приехать?

Л.О.:

— Я приехал сам, меня никто не заставлял.

П.М.:

— Ваша семья осталась в России, волнуетесь ли вы за нее?

Л.О.:

— Моя семья в Москве, я оставил ее с легким сердцем — моей семье ничто и никто не угрожает.

П.М.:

— Вы дали присягу, поклялись говорить только правду. Вы говорите правду?

Л.О.:

— Я говорю только правду.

П.М.:

— Некоторое время назад вы были в Обвинительной палате Женевы, как вы туда попали?

Л.О.:

— Это было год назад, я приехал в Женеву по делам своего бизнеса и, зная, что здесь будет проходить заседание Обвинительной палаты, явился туда.

П.М.:

— Вы просили вас выслушать?

Л.О.:

— Да, я просил меня выслушать, но мне отказали, сказав, что в моих показаниях не нуждаются.

На последний вопрос Леонид Орлов ответил правду по сути, но был не совсем точен по форме, вероятно, запамятовав, как именно ему отказали. Прочитав в газете, что его лишили глаза, покалечили руки и ноги, отняли машину и квартиру, Орлов обратился письменно к следователю Зекшену, который действительно не пожелал выслушать такого свидетеля. Когда же Орлов год назад оказался на одном из заседаний Обвинительной палаты, его увидел Сергей Михайлов и попросил встать.

— Это Леонид Орлов, — сказал Михайлов. — Вы же видите, что перед вами совершенно здоровый человек. Выслушайте его.

— Нам это неинтересно! — нервозно воскликнул тогда председательствующий в палате господин Мишель Крибле.

Несколько раз Обвинительная палата продлевала содержание Михайлова под стражей, аргументируя свое решение лишь тем, что Михайлов на свободе может оказаться чрезвычайно опасным для общества, и подкрепляя этот вывод эпизодом с якобы искалеченным Орловым. Когда же Орлов предстал перед членами Обвинительной палаты, он оказался им неинтересен. Как тогда, так и сейчас обвинению неинтересны были свидетельские показания в защиту Михай-лова. И фраза о том, что следствие стремилось доказать конкретное преступление, столь же кощунственна, сколь и феноменальна по своей сути. В любой стране, во все времена преступника начинали разыскивать только после того, как было совершено конкретное преступление. Здесь же все произошло наоборот. Сначала арестовали человека, а потом начали искать конкретное преступление. Но и не найдя никакого преступления, обвинение продолжает упорствовать: если Михайлов ничего конкретного и не совершил, то по край-ней мере имел «неблаговидные намерения».

Леонид Орлов уже покидал зал, а в зале все еще звучал смех, вызванный очевидной парадоксальностью ситуации с «выколотым» глазом, который совсем не вдруг оказался на месте. Лишь двоим в этом зале было не до смеха. Угрюмо перебирал какие-то бумаги прокурор Кроше. Непонятно, на что он надеялся. Быть может, на то, что на ступенях Дворца правосудия Орлов споткнется и действительно переломает себе руки-ноги и потеряет глаз? Ведь господин прокурор сам видел Леонида Орлова в зале Обвинительной палаты, и уж ему доподлинно было известно, что глаза у московского сви-детеля на месте.

Не смеялся и Сергей Михайлов. Да и какой мог быть смех у человека, которого нагромождение тех фантастически нереальных ситуаций, которые пытались выдать за сущую правду потерявшие всякую человеческую совесть свидетели, а вернее, лжесвидетели обвинения, уже привели к тому, что он два года провел в одиночной камере швейцарской тюрьмы Шан-Долон.

* * *

Женева, площадь Бург де Фур, 1, Дворец правосудия, 7 декабря

1998 года. День — вечер.