Михайловский замок

Чертежи и планы, которые надлежало отвезти на выставку, в Академию художеств, были сданы на хранение кастеляну Михайловского замка Ивану Семеновичу Брызгалову, человеку примечательному, известному всему городу.

Сын крестьянина Тверской губернии, он поступил в истопники Гатчинского дворца, когда Павел еще был наследником, и привлек его внимание тем, что с неописуемым восторгом, раскрыв рот, следил, как печатали свой шаг гатчинцы. Созвучие родственной души было у него с Аракчеевым, и столь же, как тот, оказался и Брызгалов "без лести предан". Вскорости он был сделан камер-лакеем, а затем и гоф-фурьером. В дни воцарения Павла Брызгалов в своем звании явился в Петербург, где пожалован был уже в обер-фурьеры Михайловского замка.

Как только замок достроился, Брызгалова, как лицо доверенное и проверенное, назначили кастеляном внутренних дворов с обязанностью наблюдать за

своевременным поднятием и спуском мостов над каналами, которыми замок был окружен.

Брызгалов женился на дочери одного из придворных служителей Зимнего дворца и немедленно превратил свою жену в боязливую рабыню, неустанно попрекая ее, что цвет красный, присвоенный ливреям Зимнего дворца, где был ее отчий дом, ниже краской, беднее, чем цвет малиновый, который император утвердил за одеянием дворцовой службы Михайловского замка.

Брызгалов, мелкая пылинка, попавшая в орбиту самодержавного солнца, был, как и царственный хозяин его, охвачен болезненной манией величия и, по мере своих возможностей, воплощал ее в свой быт.

Одевался с иголочки по форме, в руках носил саженной вышины трость для представительства. Двое мальчишек, рожденных от жены-молчальницы, обращены были в рабов и слушались мановенья его бровей.

Когда Росси и Митя постучали в дверь, им открыла молодая, но преждевременно увядшая женщина с грудным ребенком на руках. На вопрос, дома ли Иван. Семенович, потупясь, ответила:

- Во дворце они, на приеме. Их двое уже ожидают. Присядьте и вы.

Она провела в комнату, которая окнами выходила на площадь Коннетабля, а сама скрылась в детской.

В приемной действительно сидели двое. Один из них - европейского вида, хорошо одетый человек лет тридцати, с умным и тонким лицом художника.

Завидя Росси, он стремительно двинулся ему навстречу.

- Павел Иванович, дорогой, - ответил Росси дружеским объятием, - Що чего рад тебя видеть!

- Да я уж два дня как приехал. Справлялся о тебе у твоего отчима, а он в ответ только рукой машет, словно ты какой стал беспутный. Я, грешным делом, подумал, не пустился ли ты зашибать от огорчения какого или по слабости? Да нет, ясен ликом, как некий греческий бог.

- Какие бы огорчения на меня ни сваливались, я никогда не запью, сказал с твердостью Росси. - Не сдаваться жизни хочу, а ее побеждать.

- Легко тебе гордо чувствовать - ты рожден свободным, - горько усмехнулся Аргунов и указал на сидящего на скамье человека довольно странного вида. - А вот нам с Артамонычем без шкалика хоть в воду!

Сидевший на скамье вскочил и стал весело кланяться. Он был острижен празднично, "под горшок", волосы смочены квасом. Поддевка, хоть из дешевеньких, - новая.

- Вот, рекомендую, - сказал Павел Иванович, - изобретатель. Шутка сказать - самокат . выдумал. Из своей Сибири по нашим-то дорогам на нем прикатил.

- Дороги, что говорить, родовспомогательные, - кивнул Артамоныч.

- Полагаю, не везде пехтурой, где и подвозили тебя вдвоем с самокатом? - подмигнул Павел Иванович. И, повернувшись к Росси, отрекомендовал: Зовется он - Иван Петров Артамонов.

- А ей-богу, не подвозили, - веселой скороговоркой зачастил Артамонов. - Деньги нужны в мошне, чтобы подвозили, а у меня в кармане - вошь на аркане да блоха на цепи. Сейчас в разобранном виде моя машинка, а как соберу ее, просим милости поглядеть. Авось в грязь не ударим!

- Кому-кому, а тебе надо ладиться уж только на победу: сам знаешь, либо пан, либо пропал - перед государем нельзя тебе сплоховать.

Росси с интересом оглядел изобретателя. Был он сухой, среднего роста, с лицом остреньким, как у лисички. Глаза умные, с быстрым, легким взглядом. Глянут - сразу все высмотрят.

- Это, значит, про вас мне на днях говорил Воро-нихин? - осведомился Росси. - Не у него ли вы и остановились?

- А как же не у него, когда мы с ним во всем городе только и есть земляки. У них и стоим, у господина Воронихина, пока его величество перед свои очи не потребует.

- Император заинтересован его выдумкой, - пояснил Аргунов, - прослышал от кого-то, приказал выписать. Все сейчас ему предоставлено, чтобы он мог свою машину в совершенном виде представить. В случае успеха посулили дать вольную не только ему всей семье.

- А сорвется дело, - с привычной усмешкой сказал изобретатель, - ежели мы, к примеру, опростоволосимся, - плетьми угостят, не хвались!

Митя взволновался:

- За самокат дадут вольную? И всей семье посулили? Иван Петрович, да неужто?

- Царское слово - закон, - важно сказал самокатчик.