Михайловский замок

- Такие милости у нас всегда по капризу даются... - Аргунов, видимо волнуясь, подошел к Росси. - Иной талант, за границей прославленный, с отменным образованием, как мой отец и мой дед - знаменитости, да я сам только что королем польским за работу прославлен, - как были рабы, рабами умрем.

- Вы, Павел Иванович, блистательно закончили Останкинский дворец, деликатно желая перевести разговор в другое русло, сказал Росси. - Я от самого императора слышал: феерия - не дворец. И какие великолепные празднества завершили окончание.

- А кончил я дворец строить, меня граф откомандировал сюда сопровождать обоз мебели. Дни свои проводить стану подручным у Кваренги по перестройке Фонтанного дома. Ну, это еще терпимо: понижение в работе. Но торговаться с вашим отчимом насчет продажи его павловской дачи графу много хуже. Горячий и, простите меня, грубоватый человек ваш отчим, Лепик. Вам, конечно, о продаже дачи известно?

Карл вспыхнул, но тотчас утвердительно кивнул головой. Ему о продаже дачи мать и отчим еще ничего не сказали. "Ну что же, - подумал он, отличный случай окончательно отделиться от родных и начать вполне самостоятельную жизнь. Давно нет родного дома..."

Росси овладел собой и, отстраняя досадные мысли, с искренним восхищением стал хвалить убранство Останкинского дворца.

- Все свидетельствует о совершенстве вашего вкуса, Павел Иванович, о вашем великом таланте декоратора...

- А вот ихний граф, знать, невысоко ценит талант, - неожиданно тонким голосом сказал самокат" чик, - простую баньку им по-черному для людей заказал выстроить, это после расчудесного их дворца! Да это же так, словно б цветистую бабочку запрячь воду возить!

Он захохотал, но тут же застыдился, умолк, из угла стал глядеть волком.

- Должность крепостного архитектора таит в себе большие опасности, мрачно проговорил Аргунов, - и чем он даровитей, тем горше его судьба. Пройдет у барина каприз строить, и он вчерашнего творца, которым восхищалась хотя бы и Европа, повернет, пе моргнув, в лакеи, в свинопасы.

Аргунов прошелся по комнате и стал перед Росси.

- Вот бегаю я сейчас, как мальчишка, достаю для дачи образцы обоев, чиню мебель, которую любой столяр лучше меня чинить может. А как подрядчик ремонт затянул, мало считаясь с моими только что признанными заслугами, через канцелярию прислал граф мне лично позорный выговор с наложением смехотворного наказания, заставившего меня вспомнить детство, когда за шалости мать без сладкого оставляла.

- А ну-ну, какое такое наказание? - с веселым любопытством спросил Артамонов.

- Граф приказал снять меня со "скатертного стола", то есть с улучшенного довольствия, и перевести на харчи, общие с прислугой. Самое же обидное, что ничего я не строю с той самой минуты, как зарекомендовался первоклассным строителем.

Аргунов сел на место рядом с Росси и, невесело ухмыляясь, сказал:

- До нелепости сужен сейчас круг моей деятельности. Приставлен я, кроме всего прочего, к наблюдению за гуляющими в Фонтанном саду, дабы они фруктов, вишен, малины не рвали...

- Вот тут и запьешь горе водочкой, - щелкнул изобретатель себя по горлу, доканчивая речь Аргунова.

- Но ведь граф Шереметев не невежда, - возмутился Росси, - он учился в Лейденском университете, в искусстве, несомненно, понимает. Как же так грубо третировать художника?

- Понимание искусства не препятствует собственных крепостных художников считать своей вещью и распоряжаться ими как мебелью. Брат мой, Николай, прославленный своими портретами фельдмаршала

Шереметева и прочими, который на правах друга жил с барином за границей, - разве отпущен им на волю? Да о чем говорить, если сам Андрей Никифорович Воронихин вовсе недавно получил вольную.

Все минуту молчали, изобретатель убежденно сказал:

- Самокатами надо свободу себе добывать. Позабавишь барина, повеселишь, - он и размякнет. Господ потешать надоть, чтоб от них резону добиться, аль как наши сольвычегодские...

Самокатчик вскинул волосами, плотно сжал губы и страшновато подмигнул.

- А как же сольвычегодские? - насторожился Митя.

Самокатчик быстро оглянулся, пригнулся к Мите и шепнул:

- Митрополита Иакинфа тюкнули... Еще при покойной царице дело вышло. Несуразную барщину налагал монастырь. Терпели мужички, сколько хватило терпения, впоследок времени - тюкнули.

В дверях выглянуло испуганное лицо жены Брызгалова, и, словно на пожар, она крикнула;

- Паша, Саша, тятеньку встречать!

К изумлению присутствовавших, из-под ног, как собачонки, выкатились мальчишки-погодки. Они под скамейками играли в карты. У обоих были громадные головы в кудрях, круто завитых наподобие парика, желтые канифасовые панталончики, заправленные в желтые сапожки с кисточками на кривых, обручем, ногах. Нацепив на голову один - игрушечную казацкую шапку, другой - кивер, они, как были, в одних пунцовых шпензерах, кинулись на двор.

- Хозяйка, дети ваши простудятся, - крикнул женщине Митя.

- Они привычные, - равнодушно отозвалась хозяйка.