МИХАЛ ЗАДОРНОВ

– Такого количества крокодилов, как у меня, не было в жизни ни у кого! Согласись, это признак высочайшей потенции. Ведь с красавицей может кто угодно, а для того, чтобы утешить не-красавицу, нужна потенция особая.

В другой раз он порадовал меня ещё одним выводом:

– Все считают, что у меня было много женщин. А знаешь, ведь это не так. Были, конечно… Но тех, которые мне не дали, было гораздо больше!

– Тех, кто не дал, у всех больше! – успокоил я его. – Только никто не хочет в этом признаваться.

– А у тебя?

– Ой, Сашуль, у меня их было столько! Причём, знаешь, такие красавицы мне не давали, ого-го-го! Уже есть чем гордиться!

Мы начали поочерёдно хвастаться красавицами, которые нам не дали. Среди них были известные актрисы, журналистки, модели…
И вдруг у Сашки на этом градусе высочайшего желания самовыражения, которое свойственно только людям одарённым, блеснули загадочные озорнинки в глазах:

– Знаешь… Я тебе сейчас расскажу одну историю… Может, когда-нибудь по ней снимешь фильм. Только не ссылайся на меня. Моей жене будет эта история неприятна. Она, кстати, у меня очень хорошая. Поэтому пресса о нас и не пишет, что у нас всё в порядке, – писать не о чем. И я ей – сейчас скажу правду, в которую хочешь верь, хочешь не верь… – но я ей не изменяю! Об этом тоже никому не говори. А то многие меня уважать перестанут. Так вот слушай…

Эта история произошла со мной во время гастролей в Израиле в начале 90-х. Ты же сам не раз в Израиле гастролировал, знаешь, что это такое. Каждый день концерты, причём в разных городах. Ни дня простоя! Жил я тогда в гостинице «Карлтон» в Тель-Авиве. Для нас, бывших советских, четырёхзвёздочный «Карлтон» казался восьмизвёздочным. Бассейн на крыше, в бассейне голубая вода, вид из окна на закатное солнце, которое, как раскалённый батискаф, каждый вечер медленно опускалось за горизонт Средиземного моря… С крыши виден Тель-Авив, море, пляжи со множеством кафе… Чувствуешь себя героем голливудского фильма!
В какие-то города приходилось ездить подальше – километров за 200, а какие-то находились рядом с Тель-Авивом. Платили тогда мне за каждый концерт, не сочти за хвастовство, 1500 долларов. После той павловской реформы, когда все бабки пропали, не мне тебе рассказывать – большие деньги! Концертов было запланировано 15. То есть заработать я должен был 22500 долларов. И вдруг, извини за это грубое слово, импресарио, который меня возил по Израилю, заявил, что его расходы значительно больше, чем он предполагал, и платить он будет только по 500 долларов. Импресарио был из наших эмигрантов, то есть ворюга отъявленный. Нет-нет, не всех эмигрантов я считаю ворюгами, но гастрольными импресарио становились именно ворюги. Им казалось, так легче всего заработать: пригласил из России какую-то звезду, собрал под неё бабки, и вроде как жизнь удалась. По глазам твоим вижу, что ты всё это тоже проходил.

– Причём не только в Израиле, но и в Америке. От меня мой импресарио в последний концерт сбежал со всем гонораром за все концерты.