Микола Лысенко

— А какая певунья наша Днипрова Чайка — настоящий соловейко! — восторгался отец. — Главное, душу народной песни чует. Немало мелодий записал я в разные годы с ее голоса.

…Вижу у рояля скорбную фигуру в темном платье, неподвижную, словно выточенную из черного мрамора. Нежным, гибким голосом, чистым лирическим сопрано напевает:

Ой, під горою, під кам’яною
Там сидів голуб з голубкою.

В короткой, как дыхание птицы, песне — целая повесть о любви со счастливым началом и трагическим концом. Пальцы отца едва касаются клавишей:

Цілувалися, милувалися,
Сизими крилами обіймалися.

Но вот уже не пальцы, а десять соколов падают на струны.

Голос Днипровой Чайки — весь тревога, предвидение неминучей беды:

А біда рядом кружляє,
Налетів орел з крутої гори,
Розбив-розлучив голубів з пари.

Кукушкой-жалобницей заливается Чайка, печально поют струны рояля:

Голубка ходе, жалібно гуде,
Що вже з голубом жити не буде.

Чувствуешь: что-то свое, выстраданное, пережитое, вкладывает эта рано поседевшая женщина в песню.

— Минуточку, Людмила Алексеевна, — заговорил Николай Витальевич, когда наша гостья стала собираться домой. В его глазах хорошо знакомые искорки-смешинки.

— Послушайте еще одну вещь.

Заиграл напевая:

Отак же часами, як рожа[45] в пустині,
Міняється серце од ласки в людині.

И надо было видеть, как молодо зарделась Днипрова Чайка.

— Спасибо вам, дорогой Николай Витальевич, за сюрприз, за чудесную музыку, за ласку.

А через несколько дней «Єрихонська рожа» — новый романс Лысенко на слова Днипровой Чайки — впервые расцвела на очередном клубном концерте.

Клубные концерты. Они проводились еженедельно (по субботам или воскресеньям). Приглашенные исполнители выступали в этих концертах «гратис», то есть без всякой оплаты. Много требовалось энергии, изобретательности, чтобы обеспечить на каждую неделю интересный концерт!

Часто выручала клуб школа Лысенко с ее отборным составом вокалистов, инструменталистов, чтецов.

— Кто не любит и не уважает культуру других народов, тот и свою национальную культуру не знает и не любит, — говорил отец, все чаще приглашая на клубные вечера опытных музыкантов-исполнителей киевской оперы и других музыкальных коллективов. Инструментальные ансамбли (дуэты, трио, квартеты, секстеты) под руководством и с участием отца знакомили украинскую общественность с произведениями Бетховена и Глинки, Бородина и Шумана, Чайковского и Шопена, Мусоргского и Моцарта.

Бывало, возвращаемся с отцом после такого концерта домой. Бодро постукивает палкой-топориком по тротуару, напевая тихонько какую-то незнакомую мелодию.

— А что, Остап, не без пользы прошел у нас сегодня вечер? Кто начинает понимать музыку, тот поймет и людскую душу.

Перегруженный повседневной педагогической и творческой работой, всегда озабоченный делами школы, отец, что ни вечер, хоть на час да заглянет в клуб.

— Нигде так не отдыхается, как здесь.

И действительно, нигде не видели его в те годы таким бодрым, как в скромном доме Украинского клуба на Владимирской улице.

Тянуло сюда отца и то, что здесь он постоянно встречался со своими друзьями: известными писателями, артистами, музыкантами. Часто посещали клубные вечера артисты из театра Миколы Садовского. Однажды Садовский даже спел под аккомпанемент отца известную думу из «Невольника» Шевченко.

На клубных вечерах, как в свое время на вечерах «Литературно-артистического общества», бывали мастера русской сцены (театра Соловцова) и русских музыкальных кругов. Хочется, однако, заранее предостеречь от ошибочного представления об исключительно мирном, идиллическом существовании клуба.

И среди посетителей и в правлении клуба были украинские буржуазные националисты. Иногда они пробовали играть первую скрипку, открыто высказывали свое враждебное отношение к самому присутствию в украинском клубе «москалів», а «москалями» они считали всех разговаривающих на русском языке.

«Вон из нашей хаты все московское!» — таким был их лозунг.

— Мы не делаем никакого различия между посетителями клуба любой национальности, только бы они уважали наши клубные порядки, — резко отвечал отец этим господам.

При жизни отца националистам так и не удалось захватить руководство, но в стычки с ними ему приходилось вступать не раз.

В 1911 году клуб готовился отметить 50-летнюю годовщину смерти Т. Г. Шевченко. При участии отца была разработана широкая программа «Тарасовых вечеров» с докладами, художественным чтением и т. п. Готовя торжественный концерт, Николай Витальевич на слова поэта В. Самийленко написал кантату «К 50-летию со дня смерти Т. Г. Шевченко».

Вечен светлый образ народного певца — борца за свободу. Он не умер, он живет в сердце народном — таков лейтмотив хора.