Миколка-паровоз

Преодолевая тяжесть, становится Янка одной ногой на сиденье, другую перекидывает за борт. Бешеный порыв ветра рвет полы, ранец, хочет схватить Янку в свои объятия и" понести в бескрайний простор воздушного океана. Да крепко держится Янка руками за борт. Потом берется за стойку крыла, переходит на крыло, стоит под напором ветра и улыбается летчику в кабине. Улыбается и летчик, и это очень нужно Янке. Чтоб смотрели на него добрые глаза и чтоб улыбалось знакомое лицо. Прибавляется тогда бодрости у Янки, хочется совершить что-нибудь смелое.

И опять поднята рука в кожаной перчатке. Последняя команда:

— Пошел!

Правая рука Янки ложится на красное кольцо парашюта — обжигает холодок металла. В этом кольце теперь все — жизнь Янкина, солнечное тепло, зеленая земля и все на земле: отец и бабушка Арина, закадычные друзья-товарищи, кот Васька… Там они, внизу. А рука твоя — на кольце парашюта.

Еще какая-то доля секунды, мгновение какое-то, — и бросается Янка вниз, как солнечными погожими утрами нырял он в днепровские волны. Секунда, вторая, — впрочем, кто их сосчитает! — и Янка вдруг ощущает всем телом сильный толчок. Даже больно под мышками. И голову вздернуло кверху. А вверху над ним шелестит белый купол.

— Раскрылся! Все в порядке!

И уж не помнит Янка, когда зажмуривал глаза, когда открывал их. Поглядел он снова вверх, и круги пошли перед глазами. Зеленые, красные, огневые. И словно кто-то пырнул холодным ножом Янке прямо в горячее его сердце. Потом все вокруг заволокло черным туманом, и, как сквозь сон, почувствовал Янка, что падает он в бездну, где ни света белого, ни голоса человеческого. Только монотонный гул, глухой и тягучий.

Но холодный ветер бил в Янкино лицо, и он все-таки очнулся, снова поднял голову кверху и, увидев знакомое лицо летчика, немножко успокоился. Правда, летчик был бледным и оглядывался по сторонам перепуганно и растерянно. Янка даже попытался улыбнуться летчику, чтобы приободрить его. И тут ему вдруг стало теплее, словно рассеялся черный туман, в котором он очутился минуту назад. Янка еще раз вскинул голову кверху и смелее огляделся вокруг. Напружинил он тело, как бы собирая все свои силы, чтобы вступить в поединок с мрачной пеленой черного тумана, которая угрожала поглотить его.

Нельзя погибать вот так… Среди ясного утра… Когда так ярко светит теплое солнце… Когда раскинулась под тобою такая зеленая земля… А на земле так много таких же, как

и ты, людей… Добрых, хороших… Надо жить…

В лицо ему били, мешая смотреть и говорить, ветры. И он закричал им, этим злым и беспощадным ветрам, во всю силу:

— Жи-ить! Нельзя сдаваться…

А самолет летел. Самолет набирал скорость. Гудел мотор, ревел мотор. Летчик словно бы укрощал дикую лошадь в воздухе, а не управлял машиной. Он заставлял ее резко становиться на дыбы, стремительно падать вниз, совершать замысловатые повороты.

Но — ничего не помогало. Янка не отрывался от самолета. Стропы парашюта зацепились за хвостовое оперение, запутались на костыле, и Янку болтало из стороны в сторону на буксире легкого самолета.

Оглядывается летчик назад и вниз, видит Янку и тяжело вздыхает: «Быть беде… А надо спасти мальчонку!.. Янка должен жить!..»

Внизу, на аэродроме, забегали, заволновались люди.

«В воздухе беда!»— думал каждый и спешил к своему посту.

Первым заметил, что в воздухе что-то неладное, Янкин отец. Закинув голову, он вглядывался в самолет и не мог сдвинуться с места. Ему казалось, что как только он оторвет взор от кружившей в небе машины, произойдет непоправимое несчастье. Заметив, что самолет кружит над аэродромом, Янкин отец вдруг стремглав побежал через все летное поле искать начальника парашютной школы.

— Что с вами? — недоуменно спросил тот, когда увидел белое-белое лицо товарища.

— Сынишка мой в беду попал… Прыгнул с самолета и, видимо, зацепился парашютом за хвостовое оперение машины.

Ничего не сказал в ответ начальник парашютной школы. Выбежал из комнаты дежурного, вскинул бинокль, нашел в небе самолет и тотчас помчался к ангару. Янкин отец не успел догнать его, как из ангара уже выползла маленькая крылатая машина с заведенным мотором. Тревожным блеском золотился круг вертящегося пропеллера. Солнце отражалось на небольших "крыльях самолета. И вот он уже взмыл в воздух, сделав короткий разбег, и с воем стал забираться в высоту.

А наш Янка тем временем в который раз совершил круг над аэродромом. Парашют крепко держался за хвостовое оперение самолета, и на туго натянутых стропах, как на качелях «гигантские шаги», раскачивался мальчишка в шлеме.

Янка уже справился с чувством страха и даже сорвать попытался парашют с хвоста, да только все усилия были тщетными. Янка уже сообразил, что всего три стропы и зацепились, но ничего сделать с ними не мог.