Читаем Микроурбанизм. Город в деталях полностью

Я снимаю один [наушник, когда подхожу к кассе]. Чаще всего, это такая технология: ты снимаешь один наушник, за воротник. И дальше туда. ‹…› сейчас обхожусь одним наушником, и, по-моему, кассиры привыкли ко мне. Бывают случаи, когда не снимаю, но это же очень автоматизированный процесс. То есть ты знаешь, что карточка, деньги, просишь пакетик, тебе дают пакетик. То есть в принципе это не нуждается даже ни в каких ответах, иногда не вынимаю. Но бывает такое, что ко мне продавщица обращается, а я не слышу, и я: “Что?” А она: “Наклейки собираете?” (Смеется.) Я не собираю никакие наклейки, и я не ждала от нее этого вопроса. Поэтому стараюсь вынимать, быть как-то вежливее (Анна, 36 лет, преподаватель).

Нельзя сказать, что слушателю плеера всегда удается отстраняться от общения. Стремление сохранить дистанцию иногда оборачивается ее радикальным сокращением: пытаясь привлечь внимание, окружающие дотрагиваются или тормошат отрешенного слушателя, буквально втягивая его в коммуникацию.

Мое исследование основывалось на предположении, что человек начинает слушать плеер при переходе из частного пространства в публичное[103], хотя вполне очевидно, что четкой границы между этими пространствами (например, в виде порога квартиры) нет. Однако выяснилось, что слушание напрямую не подчиняется демаркационным линиям:

Я вхожу домой и сразу плеер не выключаю, я трек дослушиваю и потом только выключаю. Тоже чуть-чуть уважаю то, что слушаю (Алексей, 34 года, программист).

Скорее оно зависит от наполнения пространства и становится принципиально невозможным в соседстве со значимыми другими:

Вот когда я выхожу из квартиры, закрываю дверь, уже в лифте я себе в уши затыкаю. Дальше я иду от своего дома до Таганской радиальной, еду до Охотного ряда через Кузнецкий мост. Плеер я вынимаю, только когда вхожу в институт и начинают люди здороваться. Надо им как-то отвечать (Светлана, 45 лет, преподаватель).

Таким образом, слушая плеер, горожане стремятся синхронизировать свой опыт – опыт горожан – с городским пространством, найти баланс между музыкой в плеере и звуками города, картинкой в виде ассоциаций, связанных с музыкой, и реальной городской средой, сделать сопряженными ритм движения и ритм музыки. Конечно же, постоянное удержание этого баланса невозможно. Интересной представляется сама идея осознанной и частично управляемой синхронизации собственного опыта с городским пространством. Современные технологии предлагают новые способы подобного соответствия. Например, специальные наборы треков для прогулок по конкретным местам. В ближайшем будущем, возможно, стоит ожидать появления технологий, определяющих, какую музыку человеку следует слушать, исходя из его физиологических показателей (частота пульса, давление и т. п.), скорости его передвижения и места, в котором он находится. Но сколь бы совершенной ни была техника, последний шаг в управлении все равно будет принадлежать человеку, решающему доверить выбор музыки машине или совершать его самостоятельно.

“Нормальные герои всегда идут в обход”

Ф. Вундерлих выделяет три вида ходьбы[104]: ходьба к цели (purposive walking), дискурсивная ходьба (discursive walking) и концептуальная ходьба (conceptual walking). Ходьба к цели подчинена стремлению дойти до определенного места. Ее типичный пример – маршрут “дом – работа”. Часто подобного рода движение сопровождается “посторонними занятиями” – слушанием музыки или разговорами по мобильному телефону. В случае дискурсивной ходьбы путешествие оказывается гораздо важнее достижения конечной цели. И, наконец, концептуальная ходьба – это способ узнавания городского пространства, размышления о нем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян – сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, – преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.Во второй части вам предлагается обзор книг преследовавшихся по сексуальным и социальным мотивам

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука