Милая маленькая игрушка

Очевидно, что больше никого это не беспокоит, потому что я слышу шорох движения, и при этом никто не останавливает писк. Ладно, я сам его выключу. Требуется колоссальное количество решимости, чтобы заставить свое тело двигаться, и как только я это делаю, поразительная агония разрывает мою спину. Это может даже заставить меня закричать, но боль настолько сильна, что высасывает воздух из моих легких, оставляя меня бездыханным и молчаливым. Но боль также будит меня.

Как удар молнии, я полностью осознаю, и мои воспоминания возвращаются потоком. Я был на ужине с Уитни. Мы говорили о контракте и его приближающемся истечении, и когда я сказал ей, что я чувствую к ней, она поцеловала меня. Воспоминание настолько яркое, я почти чувствую ее губы на своих, ее вес на моих коленях возбуждает меня. Наш момент прямо там, посреди ресторана, был настолько сюрреалистичным, что я почти задаюсь вопросом, не приснилось ли мне это. А поездка на лифте в вестибюль после этого, где мы не могли оторвать друг от друга рук? Все это кажется слишком хорошим, чтобы быть правдой. Я наполовину убежден, что все это было сном, потому что эти мимолетные моменты были одними из лучших в моей жизни.

Но сцена, которая развернулась после этого, превосходит даже способность моего подсознания воплощать мои худшие кошмары в жизнь. Нет, страх в глазах Уитни, мой ужас от осознания того, что она вот-вот умрет, и ощущение пуль, снова и снова пронзающих мое тело, — все это было слишком реально. И когда я понимаю, что, должно быть, потерял сознание от боли, мои глаза резко открываются… Уитни.

Мои мышцы кричат от боли, когда я заставляю себя сесть, решив найти ее и убедиться, что с ней все в порядке. Ребра с левой стороны посылают стреляющую боль, пронзающую мою грудь. И мои легкие горят, когда я пытаюсь сделать полный вдох. Я испытываю мучительную боль, но все это не имеет значения, потому что Уитни может быть в опасности. Я не знаю, как долго я был без сознания, но стрелки могли вернуться за ней или, что еще хуже, я мог вообще ее не спасти.

Но когда я окидываю взглядом окружающую меня обстановку, я останавливаюсь. Вместо того чтобы лежать на улице возле башни Лейк-Пойнт, я, кажется, нахожусь в кровати, тем не менее, на больничной койке. И вдруг настойчивый писк обретает смысл. Если подумать, он удваивается по мере того, как я пытаюсь сесть.

— Илья, — шепчет голос ангела, заставляя мое сердце замирать, а кардиомонитор хаотично трепетать. И вот Уитни рядом со мной, ее руки тянутся ко мне, на ее лице запечатлено беспокойство. — Не пытайся двигаться, — умоляет она, и ее пальцы находят мои плечи, когда она поддерживает и направляет меня обратно к моим подушкам.

Ее мягкое прикосновение побеждает мою мимолетную мысль, что она на самом деле может быть каким-то призраком, наблюдающим за мной — призраком Уитни, потому что я, по сути, опоздал. Но я должен быть уверен, и я хватаю ее руку, когда она покидает мое плечо, сжимая ее между своих ладоней, когда я чувствую ее твердое тепло. Я разминаю ее ладонь, черпая утешение из самых настоящих сухожилий, мышц и костей.

— Ты как, любимая? — Выдыхаю я, и ее свободная рука тянется вперед, чтобы обхватить мое лицо.

Я закрываю глаза и накрываю ее руку своей, прижимая ее ладонь к своему лицу.

— С тобой все в порядке. — Говорю я, чтобы увериться в этом факте, а также подтвердить его.

— Я в порядке, — обещает она, ее бедро легко опускается на угол моей кровати, а ее большой палец слегка гладит мою щеку. — Ты напугал меня до чертиков. Но я в порядке.

Я издаю гортанный смешок, а затем вздрагиваю, мои глаза резко закрываются, когда моя спина спазмируется, а ребра болят, зажигая мое тело и напоминая мне, что в меня стреляли.

— Тсс, прости. Мне не следует дразнить тебя сейчас. Постарайся не смеяться.

— Тебе легко говорить. Я не могу сдержаться, когда каждое второе предложение из твоих уст — это идеальное сочетание сарказма и жестокой честности. — Я открываю глаза и смотрю на прекрасное лицо Уитни. Не думаю, что умирающий от жажды мужчина мог бы пить более жадно, чем я сейчас, глядя на нее. По ее опухшим глазам и фиолетовым теням под ними ясно, что она плакала и, если мне нужно было угадать, пыталась уснуть в больнице. — Что случилось?

— Ну, что ты помнишь последнее? — Спрашивает она, ее тон болезненно уязвим.

— Я помню все, — яростно уверяю ее. — До того момента, как меня подстрелили.

Облегчение заливает ее лицо, и Уитни наклоняется вперед, чтобы легко поцеловать меня в губы. Я отчаянно хочу схватить ее за лицо и яростно поцеловать, но это должно подождать. Мне нужно знать, как обстоят дела, и убедиться, что Уитни в безопасности.