Милая маленькая игрушка

— Ваш столик, сэр, мэм. — Говорит хозяин, указывая на наше место, прежде чем отодвинуть мой стул.

Я благодарно опускаюсь в него и изо всех сил стараюсь не таращиться, осматривая обстановку.

— Мы возьмем бутылку шампанского, — заявляет Илья, — и икру для начала.

Взгляд хозяина скользит в мою сторону, прежде чем он коротко кивает и уходит.

— Илья, я недостаточно взрослая, чтобы пить, — шиплю я, как только хозяин оказывается вне зоны слышимости.

Понимающая улыбка расплывается на его сильном лице, и Илья приподнимает бровь.

— Ты со мной.

Черт возьми. Мой большой палец нервно подпрыгивает к губам, прежде чем я успеваю спохватиться и заставить руки вернуться на колени, чтобы не начать грызть ноготь перед этим совершенно опасным незнакомцем.

— Ты не обязана пить, если не хочешь, — добавляет он. — Но я тебя уверяю, никто тебя здесь не остановит.

Наш официант подтверждает свое заявление мгновением позже, когда приносят закуску вместе с бутылкой шампанского и двумя бокалами. Официант с размаху открывает бутылку, прежде чем налить нам по бокалу и поставить игристое в ведерко со льдом. Не взглянув на меню, Илья заказывает оба наших блюда, не останавливаясь, чтобы спросить, люблю ли я утку, которую я никогда не пробовала, так что это не имело бы значения.

Когда мы остаемся одни, Илья поднимает бокал с шампанским, чтобы поздравить меня, и я повторяю его жест, слегка стуча нашими бокалами друг о друга. Я никогда раньше не пробовала шампанского, и пока странно кислый, почти грейпфрутовый вкус стекает по моему горлу, я наслаждаюсь газировкой. Илья с интересом наблюдает за мной, словно заинтригованный, какой может быть моя реакция. Вместо того чтобы остановиться, чтобы удовлетворить его, я натягиваю на лицо нейтральное выражение и отставляю шампанское в сторону.

— Илья, скажи мне. Сколько тебе лет?

Мой спутник шокировано фыркает, и на мгновение прикрывает рот рукой, отставляя свой напиток в сторону. Интересно, не испытываю ли я судьбу, переходя сразу к делу, но мои нервы не позволяют мне быть вежливой. Я склона быть резкой, когда что-то меня напрягает.

— Мне двадцать семь, — мягко говорит он, его глаза танцуют, когда он пристально смотрит на меня. — А тебе, должно быть, сколько, девятнадцать?

— Хорошая догадка. — Но это легко, учитывая, что он знает, что я слишком молода, чтобы пить, и достаточно взрослая для колледжа.

Он не дал мне никаких признаков того, что помнит меня с первого нашего разговора, поэтому я сомневаюсь, что он назвал это число, основываясь на том, что знал, что мне было семнадцать, когда мы встретились. С чего бы ему меня помнить? В тот день у него явно были более важные мысли, и мы разговаривали всего несколько минут. Более важным соображением является тот факт, что это делает его на восемь лет старше меня — довольно существенная разница, по-моему.

— И что именно ты делаешь, что позволяет тебе позволить себе Ламборгини в возрасте двадцати семи лет? — Спрашиваю я легкомысленно, снова беря шампанское, чтобы сделать еще один глоток жидкой храбрости.

— Я пахан Шулайской Братвы.

Я едва успела поднять руку, чтобы не разбрызгать шампанское по всему столу, и мои глаза слезятся, когда я заталкиваю жгучую жидкость в горло. Из всех вещей, которые я ожидала услышать от него, это было последним в моем списке. Я представляла, что он найдет какой-нибудь эвфемизм, чтобы намекнуть на работу с какой-нибудь Братвой или кем-то вроде того, что-то об управлении «международными деловыми отношениями для прибыльной торговой компании» или что-то в этом роде. Не могу поверить, что он просто так сказал, что он член русской мафии.

Мне требуется несколько мгновений, чтобы прийти в себя, и мне приходится прочищать горло, прежде чем мне удается снова заговорить.

— Извини, — начинаю я небрежно, как будто мой ответ был не более чем чихание. — Должна признать, я на самом деле не знаю, что делает пахан.

Илья слегка усмехается.

— Он лидер.

У меня в животе скапливается свинец, когда я открыто смотрю на Илью. Вот я, сижу за столом напротив главы Братвы, и только что нагло попросила его рассказать мне историю своей жизни. И еще более сбивает с толку тот факт, что он это делает. Внезапно я не знаю, что сказать. Илья смотрит с легким весельем несколько долгих мгновений, прежде чем протянуть руку через стол, чтобы слегка поддеть пальцем мою челюсть, медленно ее закрывая.

— Так что, раньше, когда ты говорил мне, что у тебя есть враги…? — Я спрашиваю мягче, оставляя свой вопрос открытым теперь, когда я знаю, с какой рыбой я плаваю, больше похожей на акулу, чем на рыбу, если быть честной с собой.

— У меня их много, — признается он, выражение его лица становится серьезным, когда он бросает на меня серьезный взгляд. — Худший из которых не так давно убил моего отца, и вот так я стал паханом.

Вес его слов несет с собой печаль, хотя Илья, кажется, не слишком эмоционально относится к смерти отца. Интересно, каким человеком он должен был быть, чтобы воспитать такого сына, как Илья.

— Так это обычное дело для кого-то твоего возраста быть паханом?