Выйдя из меня, Илья, кажется, знает, насколько я утомлена, и с отсутствием его члена я чувствую резкую боль, которая занимает его место. Завтра мне будет больно. Но, честно говоря, я бы приняла боль ради такого уровня удовольствия в любой день. И дважды по воскресеньям.
Поднявшись с кровати, Илья снимает презерватив, прежде чем наклониться и натянуть трусы обратно на бедра. Только тогда он поворачивается к кровати, чтобы освободить мои руки от наручников. Я не против подождать. Мои конечности настолько слабы от удовлетворения, что я не уверена, что смогу ими воспользоваться.
— Ну, moya feya, тебе понравилось? — Спрашивает он, дразня, снова вытягиваясь рядом со мной.
— Хм, — отвечаю я, кивая и закрывая глаза. — Очень.
— Хорошо.
Я открываю глаза и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Илью, который пристально за мной наблюдает.
— Если ты согласишься быть моей, я всегда буду делать тебе так хорошо, — обещает он. — Но большую часть времени это будет совсем не так, как сегодня. Я не хотел пугать тебя или причинять тебе боль больше, чем необходимо, когда лишал тебя девственности, но отдать мне твое тело будет означать проверку пределов твоей терпимости к боли и удовольствию.
— Есть ли предел тому, сколько удовольствия может вытерпеть человек? — Скептически спрашиваю я.
Илья многозначительно приподнимает бровь, заставляя мое сердце трепетать.
— Я думаю, будет лучше, если ты проведешь со мной еще одну ночь, чтобы испытать, что это на самом деле повлечет за собой. Тогда ты поймешь, чего я ожидаю. Я был нежным, так как это был твой первый раз.
Я облизываю сухие губы и с трудом сглатываю.
— Хорошо, — бормочу я.
Илья коротко кивает и снова встает с кровати.
— Одевайся, — командует он, натягивая на себя одежду. — Я отвезу тебя домой. Ты завтра вечером работаешь?
Теперь его тон более деловой, и я быстро сажусь, натягивая простыни, чтобы прикрыть грудь, пытаясь осмыслить внезапную перемену.
— Да, но я закончу в девять, так что смогу принять душ и быть готовой к десяти.
— Хорошо. Тогда я заеду за тобой.
7
ИЛЬЯ
Все еще одетый в деловой костюм после встречи с паханом Яковской Братвы, я вхожу на склад, который Артем указал в своем телефонном звонке, и улыбка медленно расплывается на моем лице при виде связанных людей, стоящих на коленях под яркими подвесными прожекторами.
— Это последние из них, господин. — Говорит Артем на нашем родном языке, его слова звучат слегка задыхаясь, поскольку он изо всех сил пытается удержать свою связанную жертву под контролем.
— Хорошо, — рычу я, приближаясь.
Последние из Темкинской Братвы, которая осмелилась войти на нашу территорию и хладнокровно убить моего отца в своей тщетной попытке захватить власть. И теперь наша кровавая, жестокая война наконец-то закончилась. Только пятеро из них остались, чтобы предстать перед моим судом, а это значит, что моим людям пришлось убить больше половины их оставшихся членов, чтобы привести их сюда на наш склад. Как змею в траве, их было трудно поймать, они были через-чур скользкими и могли ускользнуть из наших пальцев. Но больше их нет. За последние полтора года мои люди стали опытными охотниками, талантливыми в том, чтобы хватать этих змей за горло и выводить из строя одним быстрым движением.
Схватив мужчину средней комплекции за воротник рубашки, я тяну его вперед и на ноги. Его лицо уже в крови, ноги нетвердые от побоев, которые мои люди нанесли ему, чтобы поставить его на место, и мне доставляет молчаливое удовлетворение видеть, насколько они были беспощадны. Челюсть парня явно сломана, половины зубов нет, а левый глаз распух и закрылся за то время, что мне потребовалось, чтобы закончить дела и приехать сюда.
— Так-так-так, — цокаю я с притворным сочувствием, удерживая мужчину на ногах за рубашку. — Похоже, мои, мужчины, немного перестарались. И сегодня ваша Братва вымрет. Но неважно, насколько долгой и мучительной будет ваша смерть, не думайте, что она напрасна. Ваша Братва послужит бесценной цели, отправив сообщение нашему сообществу и предупредит любую другую Братву, которая может подумать забыть свое место и осмелиться пересечь границы, — мурлычу я.
Мужчина смотрит на меня своим единственным здоровым глазом и наклоняется в сторону, чтобы сплюнуть кровью на носок моих дизайнерских кожаных ботинок. Раздражение пронзает мою грудь, и я грубо швыряю его обратно на цементный пол, прежде чем очистить носок своего ботинка, закопав его глубоко в его живот.
Мужчина съеживается, обвиваясь вокруг моей ноги, кашляя и отплевываясь.
— Ты можешь убить нас. — Говорит другой мужчина из очереди, его лицо перекошено от презрения. — Но ты никогда не избавишься от нашей Братвы. Мы придем за тобой, Илья Попов. Сегодня или через десять лет, мы закончим работу.