Милая, обожаемая моя Анна Васильевна...

Время от времени появлялись гости особого сорта - это были писатели-старатели, искавшие, чем бы подкормить свое творчество. Прибывали они главным образом из сибирских городов, где местный Союз писателей поощрял, по-видимому, занятия отечественной историей на местных материалах, тем более что в те времена доступ к этим материалам (все ведь было рассовано по спецхранам) становился возможным только при условии, что авторский интерес и задачи был санкционированы властями предержащими, а направленность работы определена. Из череды такого рода визитеров уверенно могу назвать имена Алдан-Семенова, Егорова и Чмыхало. Каждый из них был совершенно уверен в том, что именно он и изобразит истинную картину колчаковского этапа Белого движения в России и впишет в нее неискаженный образ самого Колчака. Долго ждать результатов их творческой активности не приходилось - высокий творческий потенциал исследователей обеспечивал удовлетворительную скорость возникновения новых трудов. Истомившийся читатель мог в очередной раз узнать массу нового, а именно: белое офицерье состояло преимущественно из алкоголиков, трусоватых интеллигентиков и других закомплексованных и неполноценных субъектов, сам Верховный имел склонность к наркотикам, был истеричен, нерешителен и становился вследствие этого игрушкой в руках "черных" сил, собственный же его цвет был сереньким и т.д. То обстоятельство, что авторы беседовали с Анной Васильевной, отражалось в некоторой романтизированной приподнятости ее образа, который, правда, обычно оказывался достаточно беглым, в значительной степени условным и, в сущности, выполнял украшательно-виньеточные функции. Большинство писателей аккуратно именовало Анну Васильевну княжной; откуда они брали это - убейте меня, не знаю! А ведь, разговаривая с ней, могли бы хоть это-то выяснить, но нет! их интересовали главным образом бытовые детали, некоторые правдоподобные побрякушки, с помощью которых они полагали живописать образ лютого врага Советской власти: всякие там словечки-привычки, вроде того, как, когда и куда он закладывал руку, пил ли водку, мрачнел ли от нее и т.п.

Ну, а большевики, естественно, были простыми людьми с благородными характерами, а если и попадались среди них подозрительно образованные люди, то уж они-то прямо-таки жертвовали собой во имя счастья народа и т.д. Увольте, больше даже в шутку не могу толковать об этих продуктах советской литературы.

Среди визитеров от писательского цеха не было, кажется, знаменитого Пикуля, хотя в его сочинениях имеется и Колчак, и первый муж Анны Васильевны, Сергей Николаевич Тимирев, причем оба описаны достаточно сдержанно и, я бы сказал, нейтрально. Тем не менее, пожалуй, я воздержусь от высказываний по поводу сочинений этого господина - во-первых, чтобы не раздражать его многочисленных почитателей (как будто они прочтут когда-нибудь эти слова - что за самомнение!), а во-вторых, жанр моего повествования задуман как мемуары, так что ограничусь простым утверждением, что Пикуля я у нас не помню - и все!

Примером совершенно приличного, с моей точки зрения, результата бесед с Анной Васильевной является книжка Анатолия Елкина "Арбатская повесть" ("княжна", правда, все-таки фигурирует и у этого автора). Визит Елкина к Анне Васильевне достаточно подробно и правдиво описан в самой этой книжке, так что пересказывать его было бы и неудобно, да и не был я свидетелем. Свидание с Анной Васильевной было устроено Елкину Марией Ростиславовной Капнист, с которой он случайно познакомился в Крыму, а познакомившись, поделился своими рабочими планами - он тогда был занят ретроспективной оценкой различных версий гибели в 1916 г. линкора "Императрица Мария" и, соответственно, распутыванием свидетельских показаний участников событий и т.д. Ну и пошло: версия о немецких диверсантах, мнения свидетелей взрыва, в том числе и командовавшего тогда Черноморским флотом Колчака... - так и попал Елкин к нам на Плющиху.

Один из визитеров - это был Л.И. Шинкарев, занимавшийся в те времена исследованиями колчаковского периода Гражданской войны в Сибири, - привез Анне Васильевне копию последней записки Колчака. Эту историю позже он описал в газетной статье (об этом речь впереди).

Позволю себе несколько слов об отношении Анны Васильевны к искусству. Оно не занимало, как мне кажется, какого-то чрезвычайного места в ее жизни: интересы Анны Васильевны были весьма обширны и удивительно хорошо сбалансированы. В каждый данный момент она бывала сосредоточена на своем текущем состоянии, деле, занятии и т.д., которые могли, естественно, меняться день ото дня. Сегодня она не отрываясь читала что-то и вся была погружена в жизнь героев; назавтра вечером ей предстоял выход в концерт, что никак нельзя было считать чисто музыкальным эпизодом, хотя в конце концов самым сильным и ярким из букета ощущений бывало именно музыкальное; потом, например, приезжала Мария Ростиславовна и Анна Васильевна оказывалась вовлеченной в сложный и напряженный мир ее отношений, интриг и пристрастий тут уже бывало не до искусства.