Милая пленница

— Боже!.. — выдохнула Александра, и ее взгляд в отчаянии метнулся к натянутому лицу герцога.

— Боюсь, художник здесь ни при чем, да и Бог тоже, — проговорил Хоук с хриплым смехом. — Я в тот вечер был изрядно пьян, но вообще-то на меня слишком подействовали слезы Робби. — Лицо герцога исказила болезненная гримаса, и прошло несколько секунд, прежде чем он, взяв себя в руки, смог заговорить снова. — Но можешь не радоваться, дорогая, такое больше не повторится.

— И кто такой этот Робби? — резко спросила Александра.

— Кто такой Робби?! — недоверчиво переспросил Хоук. И тут, похоже, его железная выдержка изменила ему. Он громко скрипнул зубами и прыгнул к Александре, пылая от ярости. — Черт побери, да неужели твоя извращенность вообще не имеет границ?! — проревел он, хватая ее за плечи и тряся так, что у девушки все поплыло перед глазами. — Робби наш сын, черт бы побрал твое черное сердце, лишенное материнских чувств!

Наконец он отступил и вскинул руку, словно желая ударить ее. Его пальцы сжались, лицо исказилось от злобы, когда он смотрел на нее сверху вниз… но тут что-то в нем надломилось, и он опустил кулак.

— Ты оскверняешь все, к чему прикасаешься, не так ли? И ты не можешь угомониться, пока разрушение не доведено до конца. Ну, на этот раз у тебя ничего не выйдет. Теперь ты будешь играть в мою игру, по моим правилам. — Он вдруг схватил ее и, прежде чем Александра поняла, что он собирается сделать, перекинул ее через плечо. — Да, черт побери! Этот урок следовало преподать тебе давным-давно.

— Отпустите меня! — закричала Александра, придя в ужас от его слов.

— Только тогда, когда мне вздумается, — бросил Хоук, широко шагая вдоль галереи. Его пальцы причиняли Александре боль, принуждая к покорности. Его башмаки громко стучали по паркетному полу. Добравшись до лестницы, герцог помчался наверх, перескакивая через три ступеньки сразу.

Сердце девушки, казалось, готово было выскочить из груди.

— Я требую, чтобы вы меня немедленно отпустили!

— Как пожелаете, мадам, — пробормотал Хоук через мгновение, врываясь в комнату, расположенную почти в самом конце коридора.

Александра была грубо брошена на широкую кровать под роскошным бархатным балдахином. У девушки перехватило дыхание, когда она сквозь упавшие на лицо волосы посмотрела на своего преследователя.

— Вы… вы не можете этого сделать! — выкрикнула она запинаясь.

— Я могу сделать все, что мне захочется. И помни, что в этом доме тебе не найти друзей… или каких-либо союзников. — Он возвышался над Александрой, его лицо прорезали морщины, откровенно говорящие о бесконечной ненависти.

— Что вы хотите от меня? — нервно проговорила она.

— Хочу, дорогая супруга? Я хочу сломать тебя, разорвать на мелкие кусочки. Чтобы ты взмолилась о милосердии. И я намерен начать прямо здесь и сейчас. — Его руки метнулись к ней, разорвали сначала тонкую ткань рубашки, а потом содрали с ее тела большие мешковатые штаны.

Хоук посмотрел на Александру, и на его виске забилась голубая вена. И вдруг герцог резко развернулся и, громко топая, направился к двери. Дойдя до нее, он остановился и заговорил через плечо:

— Мы можем выбрать тяжелый путь или легкий. Это зависит от тебя. Но результат будет все тем же. Ты лишь тогда покинешь Хоуксвиш, когда я подчиню тебя своей воле и заставлю ходить под моим седлом.

— Ну, вы об этом еще пожалеете! — крикнула она.

— Не больше, чем придется пожалеть тебе, — ответил он. — И можешь визжать сколько тебе вздумается, — вся прислуга в Лондоне. А что до тех, которые здесь остались, — могу сказать, эти люди полностью преданы мне. И после всего, что им пришлось повидать в этом доме, ты вряд ли сможешь их чем-нибудь удивить. Видишь ли, все они ненавидят тебя. — Он хрипло рассмеялся и добавил: — Хотя и не с такой силой, как я.

Его слова все еще звенели в ушах Александры, когда дверь за ним захлопнулась и в замке повернулся ключ.

Глава 11

«Заперли, как зверя в клетке», — взбешенно думала Александра. Она огляделась. Лучи солнца падали сквозь высокие окна, ложась золотыми лужицами на стены, затянутые шелком цвета морской волны, на картины в золоченых рамах, на кресла, обтянутые зеленоватым генуэзским бархатом.

Даже пребывая в крайне возбужденном, лихорадочном состоянии, Александра отметила, что обстановка свидетельствует и о хорошем вкусе, и о хороших деньгах, позволивших реализовать этот вкус.

Она обошла кровать, на которую Хоук бросил ее. Балдахин явно из дорогого, изысканного тонкого бархата все того же цвета морской волны свисал с самого потолка. В другом конце комнаты главенствовал дубовый шкаф, покрытый затейливой резьбой. Обстановку дополняли высокий комод на ножках эпохи королевы Анны и стулья в том же стиле. Александра подошла к огромному зеркалу в подвижной раме, из которого на нее взглянуло ее собственное отражение.

Девушка бессознательным жестом подняла руку к шее, где присохла грязь, вызывавшая зуд. И с отвращением посмотрела на такую же грязь под своими ногтями.