Весь следующий день прошел так, как будто все было прекрасно. Я знала, что по пути в Анн-Арбор у нас будет возможность поговорить, поэтому мы изо всех сил старались как можно приятнее провести время с его родителями. Когда мы мчались из Детройта на арендованной машине, Уилл на всю мощность включил группу «Adolescents» и подпевал им во все горло. В конце концов на песне «I Hate Children» я убавила громкость, поняв, что Уилл таким образом старается справиться с разочарованием, причиной которого явно были я и мой подарок.
– В чем дело, друг?
– Да, в чем дело, друг?
– Что ты имеешь в виду?
– Я не понимаю тебя. Этим все сказано. Сколько раз я должен повторять тебе? Что мне нужно сделать для того, чтобы доказать тебе, что я никуда не ухожу? Я уезжаю на один месяц, я вернусь и буду жить с тобой, господи! Ты, черт побери, мой лучший друг, Миа. Мне хотелось бы большего, и думаю, что ты понимаешь это. Ты – самый осторожный человек из всех, кого я когда-либо знал, хотя все, что ты чувствуешь, написано у тебя на лице, а ты даже не догадываешься об этом! Кем бы ты ни хотела видеть меня, я буду им. Другом? Прекрасно! Лучшим другом? Великолепно! Я буду им, потому что больше всего на свете хочу, чтобы ты была в моей жизни. Поэтому, черт возьми, прошу тебя, оставь свои мольбы не забывать тебя.
– Хорошо. – Я собиралась произнести это мягко, но получилось скорее жалобно.
Он взглянул на меня, и выражение его лица смягчилось.
– Хорошо? Прости, малыш, просто я… мне тоже не хочется уезжать, и я не хочу, чтобы ты воздвигала между нами преграды, потому что думаешь, будто я собираюсь уехать и забыть о тебе.
Уилл знал, что я всегда с тревогой относилась к жизни рок-звезд и неизбежной потере себя, что могло случиться и с ним. Он успокаивал меня, говоря, что это не так, и не важно, каких ярлыков мы навешали друг на друга. По правде говоря, Уилл не был рок-звездой, по крайней мере, он не соответствовал тому трафаретному образу, возникшему в моем воображении, когда мы только познакомились. Он ничем не был на них похож. Конечно, он флиртовал с женщинами, но не пользовался своим обаянием, чтобы спать с кем попало. Он любил людей, любил женщин, он был любвеобилен, но честен со всеми, кто вступал с ним в связь, и особенно честен перед самим собой, мне же еще предстояло выработать в себе это качество.
Протянув руку, я сжала его ладонь. Он, по-прежнему не отрывая глаз от дороги, поднес мою руку к губам и поцеловал ее. Поменяв диск, он поставил песню Нины Симон «Sinnerman». Прибавил скорость, и мы, не говоря ни слова, полетели к Анн-Арбору. Покачивая головой, он постукивал рукой по рулю, отбивая ритм. От этой музыки у меня голова пошла кругом, когда я подумала о его словах. Я никогда не считала себя осторожной, думала, что я сильная, но ошибалась. После смерти отца меня выбило из колеи. Я уехала в Нью-Йорк, думая, что решу проблемы с кафе, потом поступлю в магистратуру, продолжу учебу, встречу какого-нибудь серьезного мужчину, доктора наук или бизнесмена, и стану жить как все, моя жизнь не будет выходить за рамки общепринятых правил – вот на что я была настроена; но в тот мартовский день, когда я села в самолет, меня потянуло совсем к другому. Это был магнетизм, исходящий от Уилла, музыка, новые друзья, кафе и сам город. От этого ощущения мне стало приятно и спокойно. Как я могла прежде так ошибаться в себе? Если я была осторожна, то потому, что понимала, как плохо я контролирую свои чувства, и это пугало меня.
Когда мы приехали в Анн-Арбор, к моим матери и отчиму, я быстро показала Уиллу дом и представила его Дэвиду, которого называла папой. Было воскресенье, и играли «Детройтские львы», поэтому отчим был в форме с эмблемой любимой команды. Уилл поддержал разговор о футболе, и оба они сразу понравились друг другу. Я даже не знала, что Уилл разбирался в футболе, но я так во многом его недооценивала. Возможно, Уилл не был футбольным фанатом, но он каждый божий день читал газеты. Он знал понемногу обо всем, а благодаря собственному любопытству и желанию развиваться как личность получил гораздо более полное образование, чем я по окончании престижного колледжа из «Лиги плюща». Готовя ужин на кухне, мы с мамой наверстывали упущенное.
– Мам, я хочу, чтобы ты знала – я не виню тебя за то, что произошло между тобой и отцом. Теперь я понимаю… Мне кажется, я понимаю, что все мы – просто люди, которые пытаются во всем разобраться.
Подойдя, она обняла меня за плечи.
– Спасибо за эти слова. Ты разберешься, Миа, возможно, ты уже разобралась. – Она бросила взгляд на Уилла. После того как я, так или иначе, поделилась с мамой своими чувствами, у меня возникло ощущение, что проблема ее отношений с моим отцом теперь закрыта.