Милалика

Я хлопаю глазами, не в силах понять, о чём она говорит, а Яга берёт каждую мою руку в свою и оглаживает её сверху донизу. Она делает это с какой-то странной улыбкой, при этом шепчет что-то, а я вижу — будто серый порошок сыплется с моих рук на пол.

— Здоровы отныне твои руки, — сообщает мне Яга. — Справилась ты, а по делам и награда.

— Как здоровы? — не сразу доходит до меня.

А вот мамочка верит с ходу, принимаясь меня обнимать. Я тоже верю, просто доходит до меня медленно, как раз тогда, когда я её обнимаю. Руками обнимаю, как будто и не было ничего. Я поднимаю взгляд, а у двери стоит мой Серёженька и, кажется, сейчас плакать будет. Потому что чудо же… И я срываюсь с места — к нему. Обнять его, наконец, прижаться, почувствовать!

— Да, Алёна, истинная любовь — это редкость, — слышу я голос Яги. — Большая редкость, оттого хватит им уже приключений, пусть взрослые берут всё в свои руки, а они — бегают, прыгают и радуются жизни.

— Да, — соглашается мамочка. — Пора наводить порядок в нашем царстве.

— Мамочка, а мы же ещё налоги посмотреть хотели, — припоминаю я.

По-моему, они смеются, а я просто прижимаюсь к Серёже и не могу ни о чём думать. Мамочка и папочка разберутся, что это было, Яга школу в ежовые рукавицы возьмёт, а стража уже всё поняла, и они все хорошие. Значит, получается, конец приключениям?

Глава двадцать первая

— Век бы этих приключений не видеть, — сообщает мне Серёжа, пока мы топаем в темницу.

— Вот разберёмся, что и как, — отвечаю я ему, — и будем отдыхать. У тебя с фехтованием как?

— Ну, не мастер спорта… — задумчиво тянет жених. — А что?

— А давай после… — жалобно прошу я его.

Хочется мне шпагами позвенеть, вот чего-то накрыло и захотелось, значит. Хотя, понятно, чего — руки же восстановились, а зарядку мы делаем вдвоём, как привыкли. Вот и хочется мне, значит, узнать, насколько я себя сама защитить могу. Мало ли что будет в той школе, хотя я в Ягу верю, но дети — они разные. Правда, так получается, что часть мальчиков тоже с даром, только с колдовским, ну и Серёжа мой. А колдунов в царстве у нас немного, и они все мужчины, ибо у женщин этот дар не встречается.

Сейчас мы спускаемся в темницу, чтобы поставить все точки над нужными буквами. Я так и не поняла, зачем это было сделано, а Посольский Приказ у нас теперь вообще не на Руси находится. Папка, ну, царь-батюшка, этот пережиток прошлого просто уничтожил — не было от него никакой пользы, не могут такие миры, как наша Русь, с другими торговать — всё, попавшее к нам, рассыпается, кроме живых, конечно. Но рабов нам, в отличие от них, совсем не нужно, вот и закрылся наш мир на замочек. Впрочем, нам ещё в школе расскажут, чем такие миры друг от друга отличаются.

— То есть, по сути, получается, им рабыни нужны были? — интересуюсь я. — Оставим этическую проблему, но платить они чем хотели, ведь ничего материального не передашь?

— А вот сейчас и спросим, — отвечает мне Серёжа, хотя он ответ знает, я вижу.

Видимо, мой любимый хочет, чтобы я это сама услышала да выводы сделала. Значит, так себе новости, что я и сама понимаю. Вот и дверь, кстати, там уже все подготовлено для того, чтобы царевна Милалика всё услышала сама да в глаза заглянула тем, кто такое непотребство с детьми творил. И неважно, что именно они делали, потому что им доверили, а они… Твари какие-то, а не люди.

Мы заходим, усаживаемся, а перед нами… Марья. Я так и думала, что она во главе всего стояла, слишком уж уверенной была. И на каждый вопрос ответ знала такой, что нам понравиться он не мог. Правда, сейчас Марья выглядит не очень презентабельно — в одной рубашке, без волос и с ненавистью во взгляде. Очень мне интересно всё-таки, чем ей платили, поэтому вопрос я задаю.

— Силой жизни младенца, — отвечает мне женщина.

Я понимаю, что это что-то нехорошее, но вот почему оно такое дорогое, не осознаю. Зато, видимо, Серёжа этот вопрос провентилировал. Он тяжело вздыхает под моим взглядом и объясняет:

— Им передавали не золото, а фактически вечную молодость, — объясняет мне жених. — Для этого убивают младенца, творят не самые приятные вещи, ну и…

— Понятно, — киваю я. — И сколько?

— Пять, — отвечает мне Марья. — Ты должна была стать шестой, но царевной, тварь, оказалась!

— Сумасшедшая, что ли? — удивляюсь я. — Несмеяну куда дела?

— Не найдёте вы Несмеяну теперь никогда! — громко кричит эта… самка.

— То есть Несмеяна всё же была… — понимаю я. — А почему мамочка о ней не помнит?

Из бессвязных криков становится понятно, что Несмеяны как царской дочери не было. Во дворце была просто иллюзия, поддержанная детским страданием, но сама по себе такая девочка была. И замучена она была так же, как и я, а это значит, что и вернуться она может. Точно после меня, но может… Значит, надо просто проинформировать Ягу! Логично же? Ну вот, как только появится такая девочка, значит, сразу надо нас известить.