Милана

Авраам приехал из командировки, перешел порог дома и сразу же попал в объятия своей жены. Он не отходил от нее ни на шаг, они провели весь день вместе, их счастью не было предела. Маленький Новак даже на прогулку с дедом не пошел, весь день бегал и прыгал по дому, празднуя приезд отца. Авраам не мог налюбоваться сыном, родней и в особенности женой. Вечером все собрались в узком семейном кругу. Авраам сидел во главе стола и держал за руку Монику, которая традиционно сидела по правое плечо мужа. Они оживленно беседовали, он рассказывал о поездке, они – о разных веселых событиях, произошедших в его отсутствие, связанных в основном с маленьким Новаком. Моника почувствовала боль в сердце и резкую слабость, она стала терять сознание и падать со стула, не имея сил удержаться. Муж тотчас же ее подхватил и понес в спальню. Пронося ее через комнату, он движением ноги смел большой журнальный столик, что возник на его пути по дороге к лестнице, взбегая по ней, он выкрикнул «Врача, скорее врача!». Все уже стояли на ногах. Отец Авраама сразу направился к телефону. Новак, сильно испугавшись, сразу начал плакать, зовя маму, он вскочил с места и побежал за ними, его ухватила ринувшаяся за ним бабушка. Она подняла его на руки и стала успокаивать. Авраам уложил ее на их кровать. Она поняла, что жизнь медленно покидает, за несколько дней до приезда мужа. Она много времени проводила с сыном, наслаждаясь его детством вместе с ним. Иногда она просто безмолвно сидела у окна, наблюдая, как Новак гуляет с дедом, по ее щекам текли слезы, а в душе была печаль. Она не увидит, как он станет мужчиной. Как муж будет наставлять сына на жизненном пути. Как он женится. Как бы она мечтала, чтобы кто-нибудь позволил наблюдать за ними сверху, когда ее не станет. Когда ей становилось плохо днем, она потихоньку исчезала от общих глаз и пережидала боль в одиночестве, молясь об одном – лишь бы увидеть его еще хоть раз. Она была так слаба физически, что глаза закрывались сами собой, и ее клонило в сон со страшной силой. Но она ни на минуту не сомкнула глаз, боясь потерять сознание. Авраам склонился над ней на коленях и, целуя ее руки, говорил, как она ему нужна, как сильно он ее любит. Он впервые в сознательной жизни плакал. Он терял половинку себя, на его глазах уходила любовь всей его жизни. И он понимал, что не сможет ее удержать.

От рассудительного,

железного в делах мужчины

сейчас ничего не осталось.

Он не мог, он не хотел

прятать чувства сейчас.

– Хорошо, что ты рядом, – очень тихо, улыбаясь, несмотря на боль, говорила она. Ей столько всего хотелось ему сказать. – Боже, как хорошо, что ты рядом. Я думала, я тебя не успею увидеть больше, как хорошо, что успела. Знаешь, Новак, он такой хороший. Он очень любит жизнь.

– Я так люблю тебя, забери меня с собой, пожалуйста, не оставляй меня одного.

– Позволь я не буду тебя забирать, пожалуйста, не оставляй Новака. Ты очень ему нужен. Обещай, что останешься.

– Останусь. Я так люблю тебя. Почему ты… Почему так?.. Не уходи, пожалуйста.

Авраам обнимал жену и не мог взять себя в руки, он плакал и умолял ее, словно она действительно была в силах остаться или взять его с собой. От рассудительного, железного в делах мужчины сейчас ничего не осталось. Он не мог, он не хотел прятать чувства сейчас.

– Я люблю тебя, Авраам, ты подарил мне жизнь, каждая секундочка которой была для меня счастьем. Для меня счастье и то, что ты остаешься. Счастье, что есть Новак, счастье, что последнее, что я вижу, это ты.

Она из последних сил положила ладони на его лицо и попросила поцеловать. По ее щеке потекла слеза. Авраам поцеловал ее. Его поцелуй стал последним ощущением в ее короткой жизни. Он почувствовал, как ее объятья сначала ослабели, а через секунду ее не стало. Он крепко прижал ее и прошептал: «Я буду ждать встречи с тобой, любимая. Я всегда буду ждать нашей новой встречи». За дверью стоял отец, не решавшийся зайти. На первом этаже сидели совсем старенькие дедушка и бабушка Авраама, мать, а на ее руках притихший Новак. Он не выходил из комнаты долгое время, и отец все же вошел в комнату. От увиденного у него встал ком в горле, и он молча вышел из комнаты и спустился вниз к остальным. Он подошел к бару. Налил себе виски, выпил и сообщил всем то, что они уже знали, но верили в обратное до последней секунды. По дому раздался плач.

Его маленький сын стоял в пижаме и,

сочувственно улыбаясь, указывал

пальчиком на большое окно,

выходящее на веранду.