Милашка из магической общаги

— Эдгар, держи его! Держи!

На секунду граф даже опешил от своих мыслей: «Почему, Эдгар? Друг же уехал в Ирвинтвед вместе со своей молоденькой женой?».

Но… Картинка словно померкла перед его глазами, представляя взору апартаменты увеселительного заведения Арин Ле Фар. А сам он теперь лежит на кровати, застеленной бархатным покрывалом, а на нем восседает голая девица. Губы непроизвольно произносят:

— О, Ла Зиль?

 Соблазнительные формы её колыхаются, розовые соски напряглись и скатались в бусины, когда девица склоняется к нему с поцелуем. Ему сложно устоять в таких условиях. Безумно сложно. Тем более посетившее его возбуждение от увиденной недавно нимфы...

«Мила…» — пролетает в его мозгу, и он рычит на девицу: — Я же приказал тебе убираться, Ла Зиль?!

— Я-я не она, — слышит вдруг граф чужим голосом, а не дорогой шлюхи оперной дивы Арин.

— А кто? — закономерно спрашивает он у странного миража. Ведь лицо девушки потеряло вдруг четкие очертания. А волосы словно окрасились в голубой цвет.

Келрик сощурился, стараясь понять, что же такого сейчас с ним происходит. Но увы, перед его глазами вновь словно все плывет. Секунда, и картинка переместилась, да и сам он словно опять попал в тот переулок Коско, что на острове Эрагат, к Миле, где сжимал её в своих объятьях.

«В этот раз я её уж точно не упущу!» — думает так, прежде чем схватить, пока она не исчезла, как какой-то мираж. Еще секунда и он повалил её на уличные камни да стал целовать…

«Жадно! Неистово! Жарко! Так… Как давно и очень давно хотел сделать. А главное, заклеймить её, — думал так Келрик. — Показать всем, что это моя женщина, и больше никаких братьев, никого. Только один мир для нас двоих».

Где-то краем сознания он даже услышал её мычание. После чего оторвался от её губ, чтобы проложить дорожку к груди девушки, желая оставить там завершительную печать, иными словами, бессовестный засос, дорожку из которых уже успел построить до ворота её почему-то мужской рубашки.

Еще секунда, и Мила упирается в него руками, верещит, толкает, в попытке освободиться. И ей это даже удается. Ведь граф мгновение спустя падает и обо что-то ударяется спиной.

— Ах ты ж, чертовка! — рычит граф в ответ. Но мираж его не отпускает. Теперь он уже вновь на том самом острове сражается с пиратами. Выхватывает кнут у одного. Жалит кинжалом другого. Отпинывает ногой третьего.

«Как поймаю эту гадину, — проносится в его голове мстительная мысль, — я её точно свяжу. Свяжу, а потом буду страстно пытать, на пределе её чувственности, до тех пор, пока она не забудет свое имя. А перед тем я лично придушу этого недоумка, которого не прикончил еще там, в подворотне Коско».

Как вдруг, какая-то мелкая пакость попала ему в горло, заставив задохнуться от нехватки воздуха. Еще мгновение, и графа словно перевернули на живот, да постучали по холке, освобождая дыхательные пути от какой-то гадости, вынырнувшей обратно ему в рот.

— Келрик, вы меня слышите? — прозвучало в его ушах знакомым голосом лекаря Харпигера. — Вы бредите. Придите в себя да ложитесь на кровать.

Картинка вновь переместилась в сознании графа к спальне, на полу которой он сейчас лежал в странной позе. Левый бок нещадно саднил. Повернул голову и скосил взгляд, обнаруживая, что сверху над ним возвышался старик в черном своем костюме-тройке: штаны, рубашка и жилетка с фраком.

— Зеталь Харпигер? — переспросил Родгар, после чего сплюнул какой-то странный черно-коричневый комочек на пол.

— Хвала Трарку, я всю магию на вас извел, разъясняя ваше сознание. Ложитесь в кровать. — Продолжал упорствовать лекарь в то время как Родгар, шатаясь, перемещался по комнате. — Пока дурман вновь не накатил. И лежите так, пока он не спадет. Старайтесь думать о чем-то менее травмоопасном. Вы меня поняли? Никаких драк, войн и прочего. Иначе вы рискуете задушить кого-то ненароком. Вам это ясно? Ответьте!

— Да, я вас прекрасно слышу, — ответил граф уже с кровати. — Но где же Мила? Я её видел, только что. Где она? Она ушла?

— Вот и лежите, подумайте о вашей Миле… — увещевал Харпигер. — Но никаких драк! Вы меня поняли?

— Да… — прохрипел тот, закрывая глаза. Веки его отяжелели, и он наконец забылся сном, обещающим стать самым ярким из всех ранее виденных. Ведь впереди его ждала жаркая ночь с прекрасным белокурым созданием, образ которой так врезался в память после одной только встречи.

Глава 14. Ревность