У нас на кухне висит карта Украины – мы ее очень любим, эту карту, и специальными булавками, с разноцветными флажками, отмечаем посещенные места. Локализация флажков до банального типична: Белая Церковь и Умань, Каменец-Подольский и Хотин, Львов, Ворохта, Косов, Яремче, Ивано-Франковск, Одесса, Белгород-Днестровский и Каролино-Бугаз, Вилково, где мы страшно напились, и Измаил, который почти не помню, практически весь Крым, конечно, на машине и пешком, а по середине карты пустое поле, поляна без единой булавки, центральную Украину мы как-то слабо изучали, только мотались по трассе на Одессу или на Николаев. Муж любил ездить на море через Николаев, Вознесенск. В Вознесенске мы всегда останавливались в придорожном кафе и ели солянку и котлету с картошкой пюре, а я любила ехать по Одесской трассе до самой Одессы – а там вдоль моря и лиманов, до Крыма, а на северо-востоке нашей карты снова флажки: Качановка, Седнев, Батурин и Полтавская область, по гоголевским местам. В тех гоголевских местах мы отстали и вкрай разругались с нашими попутчиками – потому что там в каждом селе есть памятник солдату, и мы их все фотографировали, и потом, не доезжая до какого-то важного гоголевского места, завалились на прекрасном лугу, где были полевые цветы размером, как сказал муж, – «с кулак», и пахло медом, и там съели наши припасы, и прекрасно провели время.
Я полюбила водить машину. Вот именно за эти месяцы. Странно, как можно было что-то полюбить в такой период, но это факт. Наверное, так сложилось потому, что когда находишься в постоянной тревоге за близкого человека, и при этом нет ничего такого, что в твоих силах, чтобы помочь ему, – эта позиция «низкого старта» очень удачно компенсируется автомобильной ездой. Я жила, спала и видела, как куда-то еду – спасать, за лекарством, чтобы завести какой-то гигантский мотор, чтобы ездить по кругу и чтобы вращались моховики, шатались шатуны и поршни, а мой муж жил. Если бы врач вышел ко мне тогда и сказал, поправив нагрудный карман с ручкой:
– Вам нужно ездить по этому кварталу всю ночь. Это очень трудно, но скорость не должна падать менее 20 км в час… там есть несколько опасных поворотов. Но – иначе никак. До рассвета. Как фонари выключат. Держитесь.
И я бы с радостью, подбросив и поймав ключи от машины, помчалась бы за свою бойлерную – и ездила бы кругами вокруг квартала всю ночь! И слушала бы радио, и терпела бы, когда бы мне захотелось в туалет и спать, и следила бы за скоростью – чтобы, не дай Бог, не меньше!
Или если бы врач тогда вышел ко мне и сказал бы:
– Немедленно поезжайте в Будки-Каменские, у нас очень мало времени – чтобы к утру были уже там!
И я, подхватившись, улыбнулась бы впервые за три недели, и мысли мои текли бы ровно и деловито – так, что купить в дорогу, домой не заезжать, где бы заправиться.
– А это какое направление? – спросила бы я, уже выбегая на лестницу.
– Ровенская область, на границе с Белоруссией, – скептически качая головой, ответил бы доктор, глядя мне вслед. – Но у вашей машины клиренс маленький, а там дороги нет, болота…
– Не беда! – ответила бы я. – Машину брошу и пешком пройдусь!
И пока бы я ехала, всю ночь, по узкому Варшавскому шоссе, я бы слушала радио и не чувствовала в себе этой медленной всеотравляющей паники.
Была ли она у меня тогда, когда самое страшное казалось уже позади?
Была.
И врач сказал «развлеките его чем-то», а развлечь, из пристойного, его можно было фотографиями очередного памятника на братской могиле времен Великой Отечественной. Я отпросилась с работы, посадила ребенка в автокресло, и мы поехали снимать памятники на юг Киевской области. Я ехала куда-то, не разбирая дороги, и мне почти казалось, что это своего рода командировка в Будки-Каменские, но, одновременно, саднящее чувство, что я себя обманываю, обламывало весь энтузиазм. И все эти поля, серое небо и серый снег вокруг, все это не имело никакого смысла, было декорациями к чужому спектаклю. Проехав село с веселым названием Барахты, мы выскочили на холм, и там я увидела памятник – аляповато собранные бетонные палки, страшные такие, как обломанные сваи, а из них, как из костра, на металлических загогулинах вылетают крашенные масляной красной самолетики. Ребенок спал, я заглушила мотор, включила «аварийку», вышла из машины. Воздух тут был влажным и холодным, ветер, как любопытный пес, тут же полез за пазуху и под свитер, пахло огромной бочкой с водой, как пахнет пасмурным днем на заросшем крапивой дворе, когда совсем не хочется пить.