Мильфьори, или Популярные сказки, адаптированные для современного взрослого чтения

Под тонкой цыплячьей кожей колотилось, пульсировало его сердечко, но эти колебания были слишком частыми и невнятными, чтобы пытаться посчитать и их тоже.

Игрушки для Митьки приносили и в больницу – их отдавали выздоравливающим детям из других палат. Кто-то из врачей поставил на тумбочку стеклянный шарик с цветами внутри – в нем днем отражался белый крест оконной рамы и синее небо, а ночью он покрывался желтоватыми и голубоватыми бликами. В этот шар, как в сказочный шар предсказаний, словно пытаясь увидеть там будущее, временами вглядывалась мама мальчика.

Статья между тем разлетелась по всему миру, и скоро приехали немецкие врачи и журналисты и предложили снять фильм. Больнице пообещали новое оборудование, которого там так не хватало, а многодетной семье – баснословный гонорар, которого с лихвой хватило бы на откуп от всех коллекторов и кредиторов и даже на новую одежду всем десятерым.

Камера с профессиональным светом и парой операторов находилась у них дома и в больнице круглосуточно, чем сильно смущала старших дочек. С операторами ходили в торговый центр и на рынок за продуктами. Фильм планировался десятисерийный.

Части фильма выкладывали в Интернет, появились тематические сообщества, и жизнь как минимум двадцати пяти тысяч офисных клерков и домохозяек начиналась с просмотра новостей о мальчике-с-пальчике, а за одну неделю ролик в Интернете собрал три миллиона просмотров. К борьбе за жизнь мальчика подключились израильские специалисты из неонатологического центра. И когда прошло несколько месяцев и Митька немного окреп, всю семью пригласили на месяц в Хайфу, в самый главный институт, где работал профессор, спасающий малыша. В Киеве в это время расползалась февральская морозная сырость, над ангарами у леса клубился туман, и мелкая морось облепляла ветровое стекло автобуса, намертво там застывая. Отец семейства устроился работать на развозке сотрудников загородного складского комплекса.

В Израиле было жарко, даже сильный ветер, дующий с моря, не спасал от этой жары, и только низкое солнце, слишком низкое для лета, выдавало, что это февраль. Девочки носили легкие юбки и гольфы, на пляже играли с неизвестно откуда взявшимися пластмассовыми обручами. За их спинами, подсвеченная абрикосовым закатным светом, стояла клиника, похожая на большой белый пароход, где за одним из бликующих окон жил и даже уже следил взглядом за предметами их младший брат.

Некий пожелавший остаться неизвестным богатый господин из Германии перечислил на счет Митьки сумму настолько баснословную, что хватило бы на платное обучение в институте всех старших детей.

В израильской клинике многое было новым и удивительным для них – так, разрешалось беспрепятственное перемещение между домом и реанимационной палатой для новорожденных. Как-то раз малыша вынули из кувеза, положили в руки матери (журналисты с камерами были тут как тут) и сказали, что даже можно выйти с ним на улицу.

Малыш был крошечным, как птичка. Валентина ладонью прижала его к себе столбиком, с раскинутыми по-лягушачьи ножками, запахнула сверху халатом. Так вышли на широкий белый балкон с видом на море. В лицо дунуло соленой морской свежестью.

– Гляди, солнце уже садится, – сказала мать семейства, поворачиваясь боком, так что в приоткрытых мутных глазках отразилось розовое с бирюзой небо.

Глава VIII

Первые три месяца у меня наблюдались большие проблемы с едой, головой и курением. Я никогда не покупала сигарет до сих пор, а когда это все случилось, когда приехала домой, уже в понедельник (переступила порог – и полночь, та нормальная наша неделя кончилась, и началась эта, новая, с самых своих первых секунд наполненная беспросветным мраком) то полезла на кухонный шкафчик, где муж хранил «стрессовую пачку». Мы оба покуривали, но почти как в анекдоте – только когда пили, а пили, когда сильно нервничали. Это была помятая пачка голубого «кэмеэла», и я потом долго хранила ее. Я понимала, что неправильно и преждевременно создавать мемориал его личных вещей, вернее даже не вещей, а предметов, которых он касался или использовал в последние дни… перед больницей (чуть не написала: «своей жизни»). Так, вынося мусор из машины, я не могла выбросить скомканную жестянку из-под энергетического напитка «Нонстоп» – она до сих пор валяется на балконе, возле боксерской груши, я боюсь ее трогать, она там лежит, темно-синяя в алых ромбах, и почему-то напоминает мне педаль.