Мильфьори, или Популярные сказки, адаптированные для современного взрослого чтения

– Эти молодые люди – они беззаботны, красивы, нет, они прекрасны! – продолжала сестра. – Они легки, они только вылупились, у них есть силы, здоровье, деньги. Эта прослойка золотой молодежи, они поют друг для друга такие песни, они совершенно бесплотны, они ничего не знают, не чувствуют, и эти их дурные тексты про душевные раны, это все такой понт, цыганщина такая – «хачу любить, хачу страдать». Красиво и дешево. А внутри пусто. И это всегда так было, пап. И во времена Цветаевой.

Генрих Александрович хмыкнул и с выражением прочитал:

Она как статуя стояла
В наряде пышном под венцом
И с изумлением взирала
вокруг испуганным лицом.

Русланочка перестала выезжать на свои ночные прогулки, перестала спускаться к ужину, не выходила к гостям, но родители озадаченно отметили, что ее лицо теперь не покидает улыбка. Что бы она ни делала, Русланочка улыбалась трудносдерживаемой улыбкой глубокого внутреннего счастья, пыталась иногда закусить ее губами, проглотить, но улыбка пробиралась через глаза, через ноздри, толкалась во рту, и становилось смешно и щекотно. «Эй, ты чего?» – с приятным удивлением спрашивали ее. «Ай», – она поджимала губы и тут же закусывала их, словно сдерживая кашель, содрогаясь и смеясь уже всем лицом – глазами и даже ноздрями. «Ну вас…»

Наталья Ли, вызванная под каким-то надуманным предлогом и пущенная в Русланочкину спальню (куда не всегда теперь пускались родители), говорила потом, сидя с ровной спиной, с чашечкой чая в руках, властно подняв подбородок и чуть щурясь, с видом победителя, что у девочки все в полном порядке, что она нашла себя, она живет насыщенной яркой жизнью, и Интернет в данном случае заменяет ей целый мир.

– Но хорошо ли это? – чувствуя отголоски какой-то опасной, смертельной тоски, спросил Генрих Александрович.

– А как иначе? Она девочка увлекающаяся… виртуальный мир проще, доступней, сфокусированней реального… это рай для творческих людей, она сама создает себя и свое окружение. Со временем она вернется на землю, а пока пусть мечтает.

Через месяц после аварии, в своем онлайн-дневнике DJ Prinz написал, как всегда, скупо:

«я чуть коньки не отбросил. Пришол в себя на земле, помню небо и девушку, она смотрела на меня с верху в низ и луч луны отражался на ее сережках. Скажи, кто ты. Дай мне отыскать тебя».

И потом, через несколько дней:

«я бы отвел тебя на самый жаркий и безлюдный пляж, самой теплой ночью, я бы целовал лунный луч в ямочке твоих ключиц, я бы нарисовал языком на твоих лапатках крылья».

И тогда Русланочка прислала ему свой любимый портрет – в дверном проеме будто обнаженное тело, темно-синий силуэт, нимбом расходящиеся подсвеченные из-за спины кудрявые русые волосы. Она написала: «У тебя в кармане мой брелок – белая кошечка на серебряной цепочке. Это я держала твою голову у себя на коленях двадцать пять минут. Двадцать пять минут я указательным пальцем вылавливала пульсацию твоей сонной артерии, боясь, что не довезу тебя. Двадцать пять минут я была твоим ангелом. Двадцать пять минут я была твоими крыльями».

Восемнадцать часов Русланочка ждала ответ. Она почти ничего не ела и не пила, с недоумением отслеживая Принцево перемещение где-то там, за клубками проводов, сквозь воображаемое пиликание коммутаторов и шумы радиочастот, сквозь синеватый изгиб биосфер, конический луч спутникового сигнала, в разбегающихся рекламных баннерах, его, отвечающего на чужие комментарии, горящего рыжей опознавательной табличкой «сейчас в Сети!».

Долгожданное Принцево послание к ней было кратким и неромантичным:

«Да, это ты! Почему на фотке не видно лица? Вышли телефон».

Русланочка легла спать.

Спала долго. Когда проснулась, шел уже четвертый час дня. На кухне мама чистила клубнику. Русланочка, чуть шатаясь, прошла к умывальнику, набрала в стакан воды из-под крана, ежась, обняв себя, выпила. Потом посмотрела в окно. Она больше не улыбалась.

– Возьми клубнику! – сказала мама.

Русланочка озабоченно кивнула, взяла стакан, насыпала клубнику, достала из холодильника банку сметаны, плюхнула пару ложек, умудрилась запачкаться, облизывая палец и горбясь, ушла, шаркая шлепанцами, обратно к себе наверх.

Там, отставив в сторону клубнику, придвинула поближе компьютер и написала: