Читаем Милгрэм C. Подчинение авторитету Научный взгляд на власть и мораль полностью

ОТВЕТ: Ну да. Умоляли и просили: «Не надо». Матери обнимали своих детей… но огонь продолжался. Мы продолжали стрелять. Они махали руками и умоляли…

(New York Times, 25 ноября 1969 года)

Этого солдата не судили за его деяния в Сонгми: к тому моменту, когда эта резня стала предметом широкого внимания, он уже не подлежал военной юрисдикции28.

Читая свидетельства о расправе в Сонгми, протоколы допроса Эйхмана или материалы суда над лейтенантом Генри Вирцем (комендантом Андерсонвилля)29, можно заметить следующие повторяющиеся темы.

1. Люди выполняют свою работу и исходят скорее из административных, чем из нравственных, соображений.

2. Более того, для этих людей убийство как исполнение долга — одно, а личные эмоции — совсем другое. Свои отношения с моралью они измеряют степенью, в которой все их действия подчиняются приказам сверху.

3. Такие индивидуальные ценности, как верность, долг и дисциплина вытекают из технических потребностей бюрократии. Индивид воспринимает их как глубоко личные нравственные императивы, но на организационном уровне это лишь технические условия для защиты системы.

4. Путем словесных манипуляций можно сделать так, чтобы поступки не вступали в противоречие с общими моральными принципами. Здесь велика роль эвфемизмов — не ради фривольности, а как средства защиты человека от нравственных последствий его деяний.

5. Подчиненный неизменно слагает с себя ответственность. Он может снова и снова согласовывать свои действия. Вообще такие повторные запросы — один из первых признаков того, что в глубине души человек чувствует: налицо нарушение какого-то нравственного правила.

6. Поступки почти всегда оправдываются конструктивными целями и видятся даже благородными — в свете высокой идеологической цели. В ходе нашего эксперимента испытуемые били жертву током во имя науки. В Германии уничтожение евреев преподносилось как «гигиеническая» мера против «еврейских паразитов» (Hilberg, 1961).

7. Критика или даже упоминание в разговоре пагубности хода событий всегда считаются дурным тоном. Так в нацистской Германии исполнители «окончательного решения» еврейской проблемы полагали невежливым говорить об убийствах (Hilberg, 1961). Участники нашего эксперимента чаще всего ощущали неловкость, высказывая возражения.

8. Когда между испытуемым и авторитетом отношения остаются неизменными, происходит корректировка психологических установок, смягчающая внутреннее напряжение, связанное с выполнением бесчеловечных приказов.

9. При подчинении обычно нет драматического противостояния желаний и взглядов. Тон задают социальные взаимоотношения, карьерные соображения и техническая рутина. Как правило, мы не наблюдаем ни героя, мучающегося совестью, ни патологического садиста, безжалостно использующего свою власть, а видим лишь функционера, которому поручили определенную работу, и он старается ее выполнить, чтобы не ударить лицом в грязь перед начальством.

А сейчас вернемся к нашим экспериментам и еще раз осмыслим их. Поведение испытуемых вполне естественно для людей. Но это происходило в ситуации, которая особенно ясно демонстрирует, сколь опасны для выживания нашего вида некоторые присущие человеку черты. Так что же мы видели? Вовсе не агрессию: в испытуемых не было ни гнева, ни мстительности, ни ненависти. Да, люди могут впадать в гнев и ярость; да, они могут совершать поступки из ненависти. Но здесь этого не было. Мы наблюдали нечто более опасное: отказ человека от человечности. И этот отказ был неминуемым после того, как люди подчиняли свою индивидуальность институциональным структурам.

В том, как устроен человек, есть роковая ошибка природы. Из-за этой ошибки наш вид в перспективе имеет самые скромные шансы на выживание.

Парадоксально, что именно такие добродетели, как верность, дисциплина и самопожертвование, которые мы так ценим в человеке, создают разрушительные механизмы войн и привязывают людей к бесчеловечным системам власти30.

У каждого есть совесть, которая в большей или меньшей степени сдерживает поток импульсов, деструктивных по отношению к другим. Однако когда человек вливается в организационную структуру, автономную личность сменяет иное создание, неподвластное соображениям индивидуальной морали. Ему чужды человеческие ингибиции и заботят лишь санкции сверху.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Что такое историческая социология?
Что такое историческая социология?

В этой новаторской книге известный американский исторический социолог Ричард Лахман показывает, какую пользу могут извлечь для себя социологи, обращаясь в своих исследованиях к истории, и какие новые знания мы можем получить, помещая социальные отношения и события в исторический контекст. Автор описывает, как исторические социологи рассматривали истоки капитализма, революций, социальных движений, империй и государств, неравенства, гендера и культуры. Он стремится не столько предложить всестороннюю историю исторической социологии, сколько познакомить читателя с образцовыми работами в рамках этой дисциплины и показать, как историческая социология влияет на наше понимание условий формирования и изменения обществ.В своем превосходном и кратком обзоре исторической социологии Лахман блестяще показывает, чем же именно она занимается: трансформациями, создавшими мир, в котором мы живем. Лахман предлагает проницательное описание основных областей исследований, в которые исторические социологи внесли наибольший вклад. Эта книга будет полезна тем, кто пытается распространить подходы и вопросы, волнующие историческую социологию, на дисциплину в целом, кто хочет историзировать социологию, чтобы сделать ее более жизненной и обоснованной.— Энн Шола Орлофф,Северо-Западный университетОдин из важнейших участников «исторического поворота» в социальных науках конца XX века предлагает увлекательное погружение в дисциплину. Рассматривая образцовые работы в различных областях социологии, Лахман умело освещает различные вопросы, поиском ответов на которые занимается историческая социология. Написанная в яркой и увлекательной манере, книга «Что такое историческая социология?» необходима к прочтению не только для тех, кто интересуется <исторической> социологией.— Роберто Францози,Университет Эмори

Ричард Лахман

Обществознание, социология