– У нашего дома полно папарацци и репортеров, – добавляет Райан.
Я сижу в ошеломленном молчании. Я только на прошлой неделе читала ужасные комментарии. Я не готова делать это снова.
Гас, пес Шерил, неторопливо подходит к моему брату и трется всем своим золотистым телом о его голени.
– Могу я проводить тебя домой? Мне нужно убираться отсюда. – Райан морщит нос, собираясь чихнуть.
Поднимаясь с пола, я беру нашу новую собаку, которая наконец-то заснула, и передаю его Шерил.
– Я завтра вернусь, – заверяю я ее, следуя за братом на улицу.
Он протягивает длинный плащ, который я надеваю в дождливые дни, но сегодня тепло – двадцать пять градусов, поэтому я в замешательстве хмурю брови и оглядываюсь на него.
– На случай, если захочешь спрятаться.
Взглянув на свой наряд, я замечаю короткую обтягивающую майку и несколько сантиметров голого живота. На талии завязана фланелевая рубашка. Волосы на макушке растрепаны, джинсы мешковатые, кроссовки грязные, и в целом я в своем репертуаре.
И это осознание заставляет меня выхватить у брата плащ и прикрыться, несмотря на теплую погоду.
– Держись за мной, – напоминает мне Райан, когда мы поворачиваем за угол к нашему дому.
У подножия нашей лестницы толпятся в ожидании люди с камерами в руках.
– Ты уверен, что они здесь не из-за тебя, Мэддисона или кого-то еще?
Райан сочувственно оглядывается через плечо.
– Нет, Ви. Они здесь не из-за нас.
Мой взгляд устремляется к дому Зандерса, где впервые за несколько недель на крыльце никого нет, вместо этого лагерь разбит перед домом, в котором я живу.
Мы осторожно приближаемся, стараясь не привлекать лишнего внимания.
– Просто двигайся быстрее, – шепчет брат. – Готова?
Почти готова, но это не имеет значения, потому что они увидят нас, когда мы завернем за угол через три, две, одну…
– Райан Шэй! – выкрикивает первый.
– Это твоя сестра? – Вспышки камер, выкрики из толпы, пытающейся привлечь наше внимание.
– Неплохая работенка, да?
– Стиви, сюда!
Райан прикрывает меня, позволяя держаться между ним и зданием, пока швейцар открывает главный вход в вестибюль и проводит нас внутрь. Брат быстро отходит в сторону, загораживая меня от камер, и я врываюсь внутрь.
– Не высовывайся, – добавляет Райан, как только мы оказываемся внутри и направляемся к лифту, но я останавливаюсь как вкопанная, прямо посреди белоснежного нетронутого вестибюля, который всегда заставлял меня чувствовать себя не в своей тарелке по сравнению с другими обитателями этого дома.
Но меня больше не волнует, где я должна и где не должна быть в своей тарелке или что люди говорят о том, как я выгляжу или одеваюсь. Меня не волнует, что незнакомцам не нравятся мои волосы или несколько лишних килограммов, которые я по жизни ношу с собой. Это я, и я устала позволять другим диктовать, где мне позволено чувствовать себя уместной, а где – нет.
Я наконец-то принимаю себя, так что все остальные могут просто идти к черту.
– Ви, пойдем, – зовет Райан, жестом указывая на лифт, который он держит открытым.
Я оглядываюсь через плечо на толпу людей снаружи и слышу сквозь стены их выкрики. Поспешно снимаю свой длинный плащ, швыряю его на пол и бросаюсь обратно к двери.
– Стиви! – кричит брат, но я продолжаю идти навстречу орде репортеров.
Адреналин бурлит в моей крови, я распахиваю дверь, вспышки их камер становятся ослепительными, а крики – оглушающими.
– Мисс Шэй!
– Стиви, сюда!
– Как долго продолжаются ваши отношения?
– Ваша авиакомпания в курсе?
– Я не собираюсь отвечать ни на какие вопросы, – я возвышаю голос над толпой. – Мне нечего сказать, кроме того, что это я. – Я широко раскидываю руки, не в силах прятаться. – Делайте свои фотографии, размещайте их где хотите. Мне уже все равно.
Я делаю глубокий вдох, и меня поражает осознание того, что я делаю.
– Возможно, я выгляжу не так, как вам хотелось бы, но знаете, сколько женщин похожи на меня? Слова, которые вы говорите и пишете в интернете о моем теле, затрагивают не только меня, но и их тоже. А мне надоело прятаться, потому что я не боюсь того, что вы собираетесь сказать. – Я развожу руки в стороны, выставляя себя напоказ. – Это я, и если вы чувствуете потребность прокомментировать это, что ж, это говорит о вас гораздо больше, чем обо мне.
Репортеры хранят молчание, некоторые делают пометки в своих маленьких блокнотах, другие щелкают фотоаппаратами.
– И знаете, что странно? Вы так сильно озабочены тем, кто я такая. Фотография вам ничего не скажет. Я сестра, дочь и друг. Я человек с чувствами и эмоциями, и относиться ко мне так, как будто я не человек, относиться к этим спортсменам так, как будто они не люди, – это странно. Эти парни, которых вы боготворите, – люди. Они просто пытаются играть в игру, которую любят, а некоторых из вас больше волнует их личная жизнь вдали от спорта. Дайте им жить. Дайте мне жить.
Поворачиваясь обратно, чтобы направиться внутрь, я делаю шаг, но передумываю.