Милицейская академия I–II

Ваня объявился на следующий день. Он пришел к Гене пешком с двумя новостями — хорошей и плохой. Хорошая заключалась в том, что мучитель и растратчик, Генин автомобиль, нашел себе нового хозяина. Плохая — денег Ване за этакую мерзость не дали вовсе, а напротив, накостыляли по разным местам ему и обоим долгожителям.

Гена, соответственно, сначала немного порадовался, затем, как водится, опечалился и в печали назвал Ване цифру, от которой Ваня несколько повзрослел. После чего Гена добавил о сроках, и тут Ваня прямо–таки состарился. Шамкая беззубым ртом и еле волоча ревматичные конечности, Ваня отправился на поиски, прихватив обоих долгожителей.

Гена ждал три дня и на четвертый дождался. Ему позвонили добрые дяди и ласковыми голосами сообщили, где можно найти Ваню с обоими приятелями и где дешевле организовать похороны безвременно усопших. Добрые дяди расстреляли из автоматов докучливых посредников и просили больше не беспокоить.

Гена не стал их беспокоить. Он отправился в милицию и стал беспокоить милиционеров. К чести милиционеров, они не стали расстреливать докучливого посетителя. Они его внимательно выслушали и послали. Домой, подождать, пока закончится следствие.

А пока оно идет, добрые дяди с ласковыми голосами бродят по городу во все возрастающих количествах. Их пока еще меньше, чем автомобилей, но меня не покидает надежда, что когда–нибудь каждый из них получит рычащее, ворчащее, кошмарное чудовище. Тогда они вымрут сами. Аминь.

СТРАННЫЙ СОН В ЛЕТНЮЮ НОЧЬ

Бандиты бывают разные. Есть, к примеру, бандиты, которые любят пиво, а есть такие, кто терпеть не может молоко. Или вот один мой знакомый, бандит, конечно, ну ни за что не ограбит человечка, не поговорив с ним по душам о погоде или даже, скажем, о футболе. А есть душегубы, что грабят, слова ласкового не сказав.

Как–то в июне в мотель «Ольгино» приехал один ненормальный турист — бельгиец, конечно. И вот это самый ненормальный бельгиец взял да и пропал. То есть, на завтрак он, конечно, приперся, покушал котлеток по–киевски и исчез. Всем плевать, естественно, даже наоборот — котлеток больше останется, но все–таки бельгийцев у нас меньше, чем китайцев или даже ингерманландцев, а потому инспектор Б. не на шутку заволновался. И вот ходит инспектор по мотелю, бродит, нутром чувствует — дело нечисто. Вот и обед прошел, ужин закончился — а бельгийца все нет и нет. Бандиты, опять же, вокруг пошныривают, высматривают все что–то, вынюхивают и жуют, жуют, жуют. А что жуют, никто, естественно, не знает, а и знали бы, не сказали.

Но инспектор Б. очень обстоятельный и самостоятельный инспектор. Он–то и разузнал из агентурных данных, что бельгиец скоро сутки как с бандитами шашлычками на морском бережку балуется, кормят они его, стало быть. А турист наш тоненький, глупый такой, в очках к тому же. «Заманят, ограбят, утопят и съедят», — подумал инспектор и темной ночью отправился спасать бельгийца. И что вы думаете — нашел! Сидит наш бельгиец с бандитами на темном бережку и баранинку уминает за обе щеки, и, главное, бандиты вроде даже как с ненавистью на него смотрят — жрет, видно, больно много, им не останется. Но улыбаются, еще подкладывают. В общем, спас инспектор бельгийца, отвел в мотель, тот, правда, идти не хотел, вырывался. А бандиты даже вздохнули радостно так, свободно.

Привел, велел бумажник показать. И что вы думаете — все денежки на месте!

Уехал утром бельгиец в Бельгию свою. Живой, здоровый и даже ни разу не ограбленный. Странная история, правда?

ПРОВИНЦИАЛЬНЫЕ ИСТОРИИ

Если выходить из деревни не по лесной дороге, по которой все равно можно только ездить, да и то лишь на «кировце», а по главной улице, то километра через полтора можно запросто попасть под паровоз, ну а если повезет, то и под электровоз.

Вокзал там у нас.

При вокзале и касса имеется, правда билеты в ней не продают — там же числа надо ставить, а кто его знает, когда паровоз приедет. В кассе тем не менее непременно сидит кассирша, бабка Маня. Она сидит–посиживает и на разные умные темы беседы разные разговаривает.

Скажем, идет дед Степан к Зинке в булочную, не за хлебом — его там сроду не бывало, тут–то бабка Маня его и заприметит. Заорет, понятное дело, громко так, но не противно — любит она деда Степана, жалеет. Дед тоже не лыком шит, но глухня,страшная. Бабка, понятно, обижается, громче орет и противнее. Тут, конечно, мертвый встанет и попросит не шуметь. Дед остановится, башкой поводит, дескать, почудится же такое, да и дальше почапает. Вот тогда–то бабка Маня встанет и заорет во всю мочь. «Степан, пень трухлявый, вот она я, бабка Маня!» В этом месте Степан обычно останавливается, уши чистить начинает веточкой, глазки протирает шарфиком и, наконец, видит бабку Маню. Улыбается сразу радостно, но ей говорит строго, мол, чего орешь, дура, по делу иду, тороплюсь. А бабка Маня ему: «Степан, пень трухлявый, куды пошел–то, а?» А Степан не слышит ни хрена: «Сидишь тут, бабка, а я по делу спешу, тороплюсь, стало быть». Так они могут беседовать часами. Через часик, глядишь, и соседи подойдут, присоединятся.