– Указание генерала: Галкина ко мне в машину. Все следственные действия временно прекратить, пока твои ухари горячку не напороли. Будем, конечно, готовить его на увольнение. Но – насчет сажать, я б не горячился. Может, как-то еще и получится вывести. Все-таки честь мундира. А главное: понимаешь, какая штука – но только между нами! Галкин этот, оказывается, у генерала нашего на связи состоит. Ну, чего смотришь? Будто сам не знаешь, что руководство УВД имеет на местах свою агентуру. Надо же за вами, стервецами, присматривать. Генерал обеспокоился. Мы у себя в управе помаракуем, посоветуемся. Нельзя дело в таком виде в прокуратуру отдавать. Похоже, много лишнего этот сукин сын знает.…М-да. Как-то у тебя, Андрей Иванович, неподконтрольно все получается.
– Как умею.
– И с Воронковым опять же прокололись. Главное, отрапортовал уже, – Муслин обозначил испытующую паузу.
– Сажать его теперь за эту аварию, – это самому себе петлю накидывать.
– Да понимаю, – Муслин сокрушенно отер ямочку на подбородке. – Но и из-под глаза отеческого выпускать нельзя. Вот что – организуй-ка ему пятнадцать суток. И пусть твои обэхээсники за это время чего-нибудь по экономической линии подработают. Не может такого быть, чтоб живому человеку, да еще шесть лет в бизнесе, и статьи не подобрать. А чтоб уж совсем не сорвался, я к тебе журналистов по этой аварии подпущу.
– Это еще за какой радостью?
– Разъяснишь, как кандидат в мэры нашкодил пьяный, ребенка, как клопа, раздавил, да и – был таков. Потом это дело раскрутим. Поглядим, кто за такое мурло после этого проголосует. Вот так будет правильно и очень складно. Все! Время не ждет, – всунув в руку Тальвинского ладошку, Муслин вышел в коридор, с мимолетным удовольствием скользнув взглядом по зеркалу.