Милицейские истории: невыдуманные рассказы о милиции и без милиции. Миниатюры

Помню, однажды на улице Пушкинская, возле общежития автодорожного техникума, задержал подозреваемого в краже, надел на него наручники и повел в отдел на ул. Текучева пешочком. Полчасика — и мы на месте. Неоднократно так, в наручниках, задержанных я поначалу и на трамвае возил. Однажды в трамвае с Сашей Савиным мы везли задержанного наркомана, подозреваемого в краже. Так он вдруг стал кричать, что «менты» его, «невинного», задержали, и призывал на помощь ехавших в трамвае граждан. Граждане, среди которых много выпивших было, стали опасно на нас с Сашей надвигаться, возник ропот. Лица злые. Милицию ведь народ «горячо любил» и помогал только в кино. Как, впрочем, и полицию сегодня. Это я довольно быстро понял. Что было нам делать? Задержанный наш хоть и был в наручниках, но если ему дадут выскочить из трамвая, то явно сбежит. Причем вместе с наручниками. Такое не часто, но бывало. А нам с Сашкой бока намнут, не посмотрят в этой толчее на Сашкины боксерские навыки. И ещё неприятности по службе обеспечены. Тогда я, сразу скажу честно, с испугу возьми да и скажи на свою голову, что задержан этот тип не просто так, а за изнасилование ребенка. Сами, мол, еле сдерживаемся, чтобы шею ему не свернуть. Боже мой, как мгновенно изменилось настроение людей! Хорошо, что мы уже почти возле отдела были. Его чуть не убили прямо в трамвае. Мы его из трамвая еле вытащили. И, несмотря на то что он с испугу нам все о краже рассказал, но этот урок мне запомнился навсегда. Больше в трамваях я задержанных не возил.

О пользе отсутствия каллиграфии

Раскрываемость в те годы в милиции была очень высокой. Во всем мире еле до 50 процентов доходила, да и то по тяжким преступлениям, а по общим и до 30 % не во всех странах дотягивала. А у нас в СССР всегда 95–98 % была. Но как это достигалось? Конечно, все мы «химичили». Старались малозначительные или нераскрываемые преступления, мы их называли «глухари», не возбуждать. Часто ради этого сотрудники уголовного розыска шли на всевозможные ухищрения. Иногда уговаривали потерпевших слегка изменить показания или так опрашивали свидетелей, что возникали сомнения в словах потерпевшего. И вот уже кошелек не украден, а потерян, сумка становилась не украденной, а забытой, и ещё подобные измышления, часто почти научная фантастика. Даже юмор был этакий, почти черный. Например, «два рулона рубероида, лежавшие на крыше строящегося дома, были унесены ветром, причем очень далеко». Это ничего, что они весили по 30 килограммов. Торнадо ведь довольно частые гости в Ростове-на-Дону. А экзотические птицы из зоопарка — вообще потенциальные беглецы. Просто массово улетали. Очевидно, в теплые края. И змеи тоже. Правда, не улетали, а уползали. Сути это не меняло.

Но при этом и по отказным материалам мы вели опросы задержанных граждан, доставленных в отдел нарядами милиции по подозрению в совершении какого-нибудь преступления, или сами организовывали задержание по подозрению в совершении того или иного преступления, и начиналась оперативная работа с ними. Она заканчивалась передачей задержанного подозреваемого следователю, если было достаточно улик и доказательств. А если нет, то его отпускали. Все это, как правило, заканчивалось примерно в 22.00 или в 23.00, а то и глубокой ночью. В кабинете у каждого стояла раскладушка, на которой частенько и засыпали. Уже было бессмысленно добираться домой, ведь часа через 3–4 — опять на работу. Только у меня в кабинете до поры до времени стоял настоящий раскладной мягкий диван. Спать на нем было очень удобно и, я бы даже сказал, приятно.

Михаил Смоленский и А.М. Шевченко

Вот по такому распорядку и жили инспектора уголовного розыска. Так изо дня в день. Распорядок не менялся, менялись только люди, дела и события. И никогда один день не был похож на другой. Было страшно интересно! Работалось очень легко. Жены, впрочем, как бы это так помягче сказать, были «немного» недовольны. Но нас, работавших в уголовном розыске, этот темп жизни и захватывал, и придавал воодушевление. Неописуемое состояние, особенно если раскроешь неочевидное преступление. Восторг непередаваем! А если находился преступник по отказанному в возбуждении уголовного дела материалу, то счастье было двойным. И раскрытие, и на душе становилось спокойно. Ведь за «ненаучную фантастику» в отказных материалах могли и уволить из милиции или, того хуже, привлечь к уголовной ответственности. Материал хранился в отделе, и его в любой момент могли перепроверить сотрудники прокуратуры или наша вышестоящая организация. И тогда беда. Правда, по истечении трех лет материалы уничтожали. Это тоже был в уголовном розыске своеобразный праздник: «Трехлетие отказных материалов!»