Милицейские истории: невыдуманные рассказы о милиции и без милиции. Миниатюры

Начали объезд известных нам притонов, где собирались наркоманы. Но, как назло, или в них никого, или у их обитателей ничего не было. Наконец часам к 22–30 на улице Донской нашли притон, в котором мы обнаружили то, что искали так упорно. Квартира была в доме с двумя подъездами, один из которых был наглухо заколочен. Чтоб в него попасть, надо было войти в другой подъезд, подняться на второй этаж и по внешнему общему балкону перейти в нужный подъезд. Все лампочки в обоих подъездах были разбиты, темень хоть глаза выколи. Ничего не видно. На ощупь идти надо. Но мы хорошо знали дорогу. Поднялись в дом и, оставив Ваню Задорожного в проходе, чтоб наши клиенты не удрали, сами через окно на балконе к ним и заскочили. Нежданный сюрприз, так сказать. Варка самодельного опиума в самом разгаре, посреди комнаты стоит мешок маковой соломки, почти полный. И расфасованные пакеты с маковой соломкой на несколько доз на столе. Шприцы и ангидрид наготове. И три наркомана, обалдевших от такого внезапно свалившегося на них «счастья» в лице хорошо им известного Савина и его команды. Просто картина «Мечта опера».

Одно только нас вначале огорчило. В своем хватательном азарте мы совсем позабыли, что для хорошего уголовного дела нам нужны понятые. Железобетонные. Настоящие. Своих понятых из числа наших внештатных сотрудников милиции, помогавших нам постоянно, мы в этот день не взяли: в машине было мало места. А время уже к полуночи. И это улица Донская. Тут и днем кого-то уговорить быть понятым — проблема. А ночью — вообще беда. И тут меня осенило. «Коллега, — обратился я к присланному товарищу. — Тут, можно сказать, ваш звездный час. Мы тут этих босяков посторожим, а вы найдите двух сознательных граждан, обязательно с паспортами, и ведите их сюда. А то дело лопнет, не начавшись». Парень воспринял предложение спокойно, сказал, что справится, и пошел. Мы присели к столу и стали с этим народом беседовать. Откуда привезли, как ехали, кто помогал. А время идет. Десять минут, двадцать, тридцать. Я уже беспокоиться начал. Пойду, говорю, посмотрю, что там и как. Вышел, перешел в другой подъезд, где остался Иван Задорожный, и вижу, что он стоит, а перед ним какой-то мужик лет 65–70 лежит и стонет как-то жалобно. А сам Ваня почему-то вместо сочувствия к стонущему бедолаге просто давится от смеха. «Ваня, что тут такое и где наш КГБшник?» — спрашиваю. Тот, по-прежнему давясь от смеха, мне говорит: «Спускается наш друг и у меня спрашивает, а где тут ночью понятых взять. Я ему говорю, что только в квартирах. Вы же из КГБ, постучите и попросите помочь. Он говорит: «Хорошая мысль», — и постучал в эту квартиру. Дверь долго не открывали, пока он не стал стучать громко. Наконец голос из-за двери спросил, что надо. Наш друг ему: «Откройте: КГБ!». Мужик открыл, лицо испуганное, а этот ему удостоверение под нос и спрашивает, как фамилия, ну мужик и сказал, а наш ему: мол, то что надо. Предъявите паспорт. Мужик приносит, и наш ему говорит: «Отлично. Вы нам и нужны. Одевайтесь. Пойдете со мной». Ну, мужик сразу в обморок. Еле откачали, но, похоже, не совсем.

Сочувственно смотрю на мужика, огляделся и, как-то естественно получилось, спрашиваю, а где сам-то этот представитель «госужаса»? Побежал в машину, говорит Ваня, по своей рации скорую вызвать. Тут ни у кого телефонов нет.

Я просто был ошарашен всем услышанным. Представил себе этого мужика, которому в полночь сотрудник КГБ СССР предлагает с паспортом с ним пройти. И стало мне даже немного страшно. Больше 40 лет прошло с тех пор, как И.В. Сталин умер. Террор осудили. А сейчас в стране вообще практически свобода и демократия. Но, как говорится, память на плохое очень цепкая, всё помнит, и страх ещё никого не покинул.

Мои размышления прервала приехавшая скорая помощь. Но забирать мужика в больницу не пришлось. Он уже понял, что его ареста не будет, успокоился и пошел домой. А врач скорой и фельдшер стали нашими понятыми. Мы очень быстро все оформили, погрузили наркотики и задержанных наркоманов в машину — и в отдел. Рапорт наш был очень красивый, но больше сотрудников КГБ нам в помощь не присылали.

И добро худом бывает (русская пословица)

Проектно-конструкторский технологический институт (ПКТИ), в котором работал мой папа Борис Михайлович Смоленский, относился к министерству легкой и пищевой промышленности, но в конце 80-х был передан в министерство среднего машиностроения (МИНСРЕДМАШ). Это министерство в СССР занималось производством вооружений и боеприпасов для Советской Армии. ПКТИ занимался проектированием и наладкой металлообрабатывающих станков, а станкам по большому счету все равно, что делать: детали для машин, на которых делают мебель, или атомные боеголовки.

Борис Смоленский