Милкино счастье

– Что? Что, ты сказала? – он посмотрел ей в лицо. Она была бледна.

– Ты с кем-то говорила здесь?

– Нет…

– Я же вижу, что-то произошло. Признавайся, тебе кто-то что-то сказал? – он тряс ее за плечо.

– Нет, нет, – повторяла она бесстрастно.

Она шла, не глядя по сторонам. И остановилась только в конце аллеи. Он подошел к ней и взял ее за руку.

– Послушай меня, я не знаю, кто тебе, что ляпнул в мое отсутствие. Но я обязательно дознаюсь. И вырву сплетникам жало. Хочешь, я завтра же всех рассчитаю и найму новых слуг?

– Нет-нет… У Елены болен отец. Ей очень нужны деньги…

– Так это она с тобой говорила? – он нахмурил брови.

– Нет, – испуганно возразила она, вытаращив глаза, полные слез. – Мне никто ничего не говорил. Я сама…

– Все ты сама! Я оставил тебя с румяными щечками, сладкую и томную, а получил бледную и грустную. И ты еще будешь утверждать, что виновата во всем сама.

– Пойдемте, Анатолий Александрович, вы ведь хотели ехать завтракать, – делано улыбнулась она сквозь слезы.

– Пойдем. И чтобы более я не слышал твоих глупых сентенций.

Когда они сели в экипаж, она все еще всхлипывала, а он выговаривал ей недовольным тоном.

– Нашлась, падшая женщина! Придет время, я привезу тебя на экскурсию в бордель и покажу действительно падших женщин. Причем, разной степени падения. Так вот, дорогая, тебе до них еще падать и падать. И не смей так более говорить о себе! Ты для меня дорога во всех смыслах. Ты – моя женщина, и даже не женщина, а юная весталка. И таковой останешься навсегда. Твое лоно не исказят ни роды, ни худоба и истощение, ни лишняя полнота. Я буду тебя холить и лелеять, как никто и никогда… Я буду любить тебя как дочь, и как любовницу… Спроси любую, почти каждая мечтала бы о подобном «падении». Ты моя! Мила, ты слышишь меня?

– Да…

– Сядь ровно! Что ты снова сидишь на краю, словно бедная родственница?

– Я не могу, – прошептала она.

– Почему?

– Там мешает…

– О, господи. Я – болван! – он упал перед ней на колени и принялся целовать ее сомкнутые ноги и ладони.

– Я хочу это убрать…

– А вот это я тебе не позволю, – он встал с колен. – Сиди смирно и не ерзай. Мы скоро приедем.

Они и вправду довольно быстро оказались возле кованых ворот того же ресторана. Он провел ее через пустой двор к черному входу. И снова мимо Людочки шныряли ловкие лакеи, снова она слышала торопливый говор за стенами кабинетов, звон посуды. Кто-то где-то пел приятным контральто. Кто-то играл в вист. Она шла, влекомая сильной рукой графа, цокая каблучками и шурша кружевом турнюра.

– Твоя талия безумно тонка и без корсета, – шептал он на ухо. – У тебя божественное сложение, – его сильные пальцы крепко обхватывали талию. Легкая ткань почти не мешала трогать ее торчащие и тугие груди, скользить по соскам, сжатым от прохлады, царящей в каменном помещении ресторана.

Она краснела, снова кружилась голова… Но мучили неприятные ощущения из-за того предмета, который он ввел в ее тело. Они вошли в кабинет.

– Ну-с, «падшая женщина», садись, – он с легкостью отодвинул стул и плотоядно улыбнулся.

Она села неуклюже, почти на бедро.

– Садись, как следует, неженка…

– Я не могу, как следует. Мне все там мешает, – она поморщилась.

– Сядь, я тебе сказал. Я приказываю сесть ровно. Все твои жалобы и мелодраматические позы вызывают во мне лишь бурю страсти. Я сам едва терплю. Посмотри на него… – он скосил глаза на серую ткань вздыбленных в паху брюк. Он тоже не железный. И особенно он в сильном волнении тогда, когда ты вот так краснеешь и морщишься. О, какое это наслаждение, видеть твои, такие маленькие мучения… Тебе на самом деле это невыносимо?

– Я просто хочу в уборную, – прошептала она.

– Терпи. Тебе это кажется. Я ввел самую маленькую пробку. Что будет далее?

К ним в кабинет постучал официант.

– Войдите, – сказал граф.

Официант был молодой и розовощекий.

– Что прикажете, Ваше Сиятельство?

– Принеси нам вина Sauvignon blanc, устриц, лимонов, икры и ваших фирменных булочек. Чуть позже, пожалуй, пирожное. Пусть приготовят Mille-feuille[15].

Официант кивнул головой и исчез. Граф подошел к Людмиле, взял ее за подбородок и поцеловал долгим поцелуем. На миг он слегка прикусил ей нижнюю губу. Слегка… Она в истоме закрыла глаза. Его дерзкая рука нырнула к ней под множество юбок, отогнула резинку панталон и проникла к припухшему лону.

– Ты еще будешь утверждать, что тебе это доставляет муку, а вот твоя нижняя красавица дает мне иной ответ.

– Что?

– Она течет… У тебя промокли все панталончики, – шепнул он и укусил ее за мочку розовеющего ушка.

Она вскрикнула от боли.

– Тихо, тише… Будешь кричать, сюда сбежится вся обслуга. Ты же не хочешь этого…

– Анатолий Александрович, я так не могу. Вы сводите меня с ума. Я сейчас лишусь чувств, – шептала она в ответ.

– Сядь ровнее. Не ерзай.