Mille regrets (ЛП)

Когда они вместе с Содимо бежали из Тулона, радость переполняла их сердца и ветер гудел у них под ногами. Они бодро шагали, приветствуя этот старый континент и не сомневаясь, что очень скоро предстанут перед императором, чтобы показать ему Тысячу скорбей. Взамен они, разумеется, получат прекрасное вознаграждение или – в самом крайнем случае – хотя бы прощение якобы совершенных ими преступлений. Особенно Николь, после того как ему удалось покорить даже короля Алжира, теперь сгорает от нетерпения вернуть себе законное место и восстановить свое доброе имя, так подло очерненное.

Но повелитель мира носится по своей земле со скоростью лошадей, отпущенных на вольные просторы.

Покинув Прованс, они хотели было добраться до итальянских доминионов, чтобы оттуда морем переправиться на испанский берег. Но им не повезло. Встревоженная стража преградила алебардами путь на территорию Генуи – бродяги без денег и пропусков не вызывали ее доверия. И все же им удалось выяснить, что Карл V покинул Испанию и отправился на север. Франциск I открывал там новый фронт. Но каким способом выбраться отсюда и добраться туда?

Миланское герцогство не подпустило их близко, и Савойское герцогство им отказало. Взяв направление на перевал Мон-Сени, они вернулись в долину Чизмона, плутая вдоль горных потоков и пропастей, поднимаясь к пастбищам, огибая горные кручи, в надежде отыскать переход.

В глубине прибрежных Альп путники вышли, наконец, на пастушескую тропу перевала Сен-Мартен, где они сто раз подвергались риску переломать себе ноги. Ближе к востоку, двигаясь вдоль обрыва над рекой Деволи, на одном из его склонов они наткнулись на вальденсов – мирных евангелистов, у которых провансальские власти конфисковали землю, обвинив их в ереси.

Пока они, в течение нескольких дней, делили хлеб с этими поносителями чистилища, им открылась главная болезнь века. Трое бывших галерников не впервые встречали так называемых еретиков – таких же горемык, как они сами, чьей единственной виной было желание верить по-своему! Еретиками считались Дамиан Лефевр, Мигель Родригес, Самуил Вивес, которых поглотили алжирские воды, и множество других осужденных, брошенных на галеры. После нескольких лет, проведенных на африканском берегу, им было особенно заметно, как повсюду разгорается религиозный пожар и множатся инквизиторы. Расставшись с вальденсами, которые сворачивали к Женеве, трое друзей пошли по другим тропинкам, проложенным погонщиками мулов. Они ночевали в овчарнях, затерянных у подножия Веркора, и, наконец, вышли к Роне и добрались до Лиона. Но город банкиров закрыл перед ними двери. Ни у кого не вызывало доверия это странное трио – один весь в татуировке, другой невообразимо тучный, третий со странным акцентом. Им даже не позволили спеть, чтобы заработать несколько монеток. Если они хотели, чтобы их выслушал император, им ничего не оставалось, кроме как следовать за полчищами гельветских рейтаров, которые на своем пути разоряли Брессу, Бюже и Домбы – прежние владения коннетабля Бурбона, отчужденные в пользу Луизы Савойской. Толпы этих поджигателей направлялись к северо-востоку королевства, где французский король в очередной раз намеревался сразиться со своим соперником императором.

Путники двигались зигзагами, потому что опасались задавать прямые вопросы. Они оказались в тисках между своей вынужденной сдержанностью на чужой земле –был риск, что их примут за вражеских агентов – и страхом перед ландскнехтами, от которых особенно шарахался Содимо, безумно боявшийся снова угодить к ним в лапы. Поэтому, непрестанно попадая из чумного огня в полымя ненависти, они никак не могли выйти к линии реального фронта войны. Сердца их горестно сжимались, они подолгу не могли справиться с глубокой печалью при виде множества полусожженных деревень, горделивых дворцов в руинах, плодородных земель, оскверненных оборонительными укреплениями. Гравер и Гаратафас, глядя на все это, даже пожалели о жесткой турецкой дисциплине.

Там, по крайней мере, грабеж разрешается только как награда после битвы. Турки не допускают, чтобы это происходило по всей стране, даже если это страна враждебная. Противники встречаются на поле битвы и дерутся по установленным правилам. Первый же янычар, который выйдет из строя, чтобы сорвать колос пшеницы, тотчас же будет предан смерти от руки своего агабаши. По этой причине балканские крестьяне, веками принужденные выбирать между войнами с христианскими воеводами или с османами, охотнее голосуют за полумесяц, чем за крест. Но в Европе солдатам, плохо оплачиваемым их нанимателями, ничего не остается, как жить за счет грабежа и разбоя, даже в собственной стране.